Alesandro, 05.06.2004 07:04:19 :Сейчас насчёт критиков-Бальзаков...
Над городом величаво проплыл гул тяжёлого гонга. Старый Шу поднялся из кресла, стоявшего на веранде, и подошёл к приёмной корзине. Так, что у нас там сегодня?
А сегодня в одном отделении корзины лежало два красных и один чёрный шар, а в другом белый, зелёный и красный. Старому Шу даже не понадобилось смотреть на стену, где висела копия древнего руководства ЧтоТыДолженСделатьСШарами, сама по себе довольно старая, три века ей точно насчитывалось, он и без того знал, что когда приходят два красных, красный надо заменить на белый, а для других трёх шаров комбинацию белого и зелёного надо заменить на два чёрных. Старый Шу переложил шары в специальную торбу для переноса шаров и, как обычно, направился на соседнюю улицу. Два раза в день, утром и вечером, он относил туда шары, и делал это сколько себя помнил, это стало уже даже не привычкой, а просто обычным жизненным действием, вроде как почистить на ночь зубы или покормить утром свою дряхлеющую собаку, которая, ещё будучи щенком, лишилась шестой лапы, облаяв по глупости паровую повозку и попав неё, и с тех пор носила кличку Пента.
По дороге ему попался соседский парнишка, возвращавшийся налегке, помахивая пустой сумкой для переноски шаров. Мальчишка весело насвистывал, звонко поздоровался со Старым Шу и поскакал дальше, продолжая свистеть. Старый Шу без труда угадал боевой марш жрецов богини Эвемы. Эх, быстро поколение подрастает! А когда-то и он так свистел...
Отнеся шары, Старый Шу заглянул в свою приёмную корзину. Ему принесли новый набор шаров, которые он утром должен был отнести снова туда же, впрочем, как всегда. Это было настолько обыденно, что он не давно перестал смотреть до момента, когда надо было шары вынуть, поменять согласно цветам и отнести. Но тут что-то заставило его заглянуть внутрь.
Шу открыл крышку и замер. В корзине лежал Шар Ответа.
Само по себе это было не новым, Шар Ответа часто проходил через его руки, но - Старый Шу мысленно снова проверил себя - завтра День Ответа, который бывает раз в десять дней, и Шар Ответа в комбинации с двумя серыми шарами. Значит, вторую тройку шаров надо завтра отнести к Храму богини Эвемы...
Раз в десять дней три человека приносили отмеченные шары к Храму, но город был большой, людей в нём жило много, и чести принести Ответ богини к Храму удостаивался не каждый. Хотя были счастливчки - и по три раза приносили Ответ, но можно было прожить всю жизнь, а Богиня не соизволит дать тебе возможность донести её ответ.
Утром к площади под поплывший звон гонга с трёх сторон подошли три человека и положили в корзины свои шары Ответа. В их числе был и почти не спавший всю ночь Старый Шу, не скрывающий волнения и ощущающий на себе взгляды тысяч глаз.
Все три набора принесённых шаров были одинаковы, и Жрец, принимавший Ответ, не смог удержать довольной улыбки, ведь были случаи, когда совпдали только два набора, а то и не один. Это означала, что Богиня не может дать ответ либо по причине отсутствия желания его давать, либо кто-то из людей оказался недостоин чести давать ответы и перепутал шары при обмене.
Жрец взглянул на шары, обернулся на стену с высеченными комбинациями шаров, которые и без того знал, но ритуал требовал, и произнёс:
- Люди Богини Эвемы! Сев по её распоряжению начнётся завтра!
Затем повернулся и, сняв с пояса сумку для переноса шаров, вынул и каждому раздал три Шара ответа и кивком отпустил их. Начался праздник Ответа, и Старый Шу, как и два других принёсших Шары человека, удостоился чести присутствовать на трапезе в Храме, впервые увидив лица высших храмовников и самого Главного Программиста, сидящего под тремя высеченными буквами, символизирующими богиню: ЭВМ.
А вечером снова над городом поплыл звук гонга, и Старый Шу понёс шары Вопроса всё к тому же соседу. И все жители города привычными путями понесли свои шары туда, куда носили и будут носить их всю жизнь. Гигантский компьютер совершил ещё один такт.
Пришёл однажды Моисей к Серёге домой, разбудил его и тут же стал говорить: «Скотина ты этакая! Чтож делаешь? Денег у тебя невпроворот, машина дорогая, квартира, дом, дача, жена красавица, да и любовница не хуже, а ты всё воруешь и воруешь! А о дитях бездомных ты помнишь? А о пенсионерах, у которых льготы отобрали? А о вымирающих уссурийских тиграх? «Слых, - сипло прервал Моисея Серёга, - принеси рассолу». Моисей сбегал на кухню и вернулся с наполненной наполовину трёхлитровой банкой. Серёга взял её в руки, привстал с постели и начал жадно лакать содержимое, напившись же, поставил банку у кровати, смачно рыгнул и снова лёг. Моисей тем временем огляделся – в квартире царила разруха и опустошение, на полу валялся мусор вперемежку с пустыми бутылками из-под «Жигулёвского», обои были сильно ободраны, двери покосившегося пустого стенного шкафа – приоткрыты. Смутная догадка кольнула Моисея, но он продолжил: «Забыл ты заповеди Божьи! Не укради! Сатана, Сатана правит твоими поступками!» Моисей перевёл глаза на какую-то грамоту, висевшую на стене, и осёкся, пробежав глазами по её содержанию. Начало грамоты гласило: «Слесарю-сантехнику высшего разряда, Чубракову Сергею…».
«Твою мать блядь, квартирой ошибся», - подумал про себя Моисей и, не попрощавшись, вышел
Писатель Матвей Нетленкин очень стеснялся своего творчества, а посему о его тайном увлечении графоманством никто не знал. Даже самые близкие люди не знали, что частенько перед сном он выпивал для бодрости специальную таблетку, притворялся спящим, а когда весь дом погружался в объятия сновидений, тихонько садился за журнальный столик, включал настольную лампу и творил. Но однажды, тайному писателю это надоело, и он решил… нет, конечно же, решимости открыть для всех свою тайну ему не хватило. Он был просто уверен, что его засмеют. И он решил поступить следующим образом – втайне написать шедевр. Да-да! Ни больше и не меньше – шедевр. В то, что он у него выйдет, Нетленкин не сомневался – пожалуй, это было первый раз в его жизни, когда он был в чём-то уверен на сто процентов. Почему он был так уверен, сказать сложно – здесь ему дали знак множество символов, в том числе и пришествие во сне Достоевского, вручившего Матвею Нетленкину перо и писчую бумагу, и свалившийся как-то поутру на голову с книжной полки том «Войны и Мира»… В общем, уверенность была. Но до окончания написания романа показывать его он не собирался никому, поскольку не знающие авторского замысла могли напрочь раскритиковать неоконченный шедевр, и уверенность в успешности сего предприятия Нетленкин потерял бы навсегда. А ведь это был его единственный и последний шанс!
И Матвей принялся трудиться. По началу он продолжал писать ночами, но времени катастрофически не хватало. Приходилось днём надолго закрываться в туалете, втихаря выпивая перед этим, чтобы не возбудить никаких сомнений у жены, пузырёк слабительного. Времени, однако, продолжало не хватать, и Нетленкину пришлось идти на кардинальные шаги. Однажды утром он собрал нехитрые пожитки и переселился в чулан. Жена, осознав на третий день, что муж не шутит, и действительно решил переехать в чулан, чтобы жить там отшельником, упала в обморок, а, очнувшись, уехала к любовнику. Дети ещё некоторое время приходили навестить отца и переговорить с ним через дверь чулана, но потом осознали всю бесполезность этого, поскольку редко удавалось услышать из-за двери что-нибудь кроме заверений, что всё наладится и будет как раньше, если ещё немного подождать и потерпеть. Дом опустел и оказался полностью во власти писателя, что даже потешило его самолюбие – ведь никогда раньше он не добивался такой свободы.
Нетленкин продолжал творить даже когда мебель покрылась сантиметровым слоем пыли и стала протекать крыша, а борода отросла до коленей. Не остановила его и смерть последнего в доме таракана. Шедевр тем временем всё толстел и толстел, за первым томом появился второй, а в планах - и третий. И однажды работа была закончена. В тот день Матвей даже позволил себе выпить немного вина – он растопил камин, сел около него в кресло, положил на колени рукопись, накрылся одеялом и взял в руки бокал. И глядя на пламя, отчего-то ему стало нестерпимо грустно.
Наутро он пошёл в издательство, конечно же, прихватив с собой огромную рукопись. Из-за его внешнего вида люди на улицах сторонились, бросали на него косые взгляды и перешёптывались. «Очень скоро вы будете хвастать тем, что увидели меня», - думал про себя Матвей. В издательстве он оставил свою рукопись, получив на руки соответствующий документ, и получил указание ждать звонка – ждать примут или нет его книгу к печати. В благополучном исходе он по-прежнему не сомневался.
Две недели провёл Нетленкин в запустевшем доме в ожидании звонка. Он ни с кем не разговаривал уже давным-давно, но сейчас одиночество стало ему особенно тягостно. Никогда ещё понимание того, что он один, просто один – и всё, не приносило ему таких страданий. В издательстве он получил аванс и купил себе немного еды, поэтому в дом вернулись тараканы, но и это уже не могло спасти несчастного Матвея от страшной тоски. Картинки из прошлой, такой далёкой уже, жизни не давали ему покоя, всё чаще и чаще мелькая перед глазами. И когда, наконец, раздался звонок, а звонить могли только из редакции, когда Матвей Нетленкин встал с кресла и подошёл к телефону, когда он взял трубку и поднёс её к уху, тогда, наконец, он признался себе в том, о чём боялся даже подумать все эти две недели. В том, что судьба «шедевра» ему совершенно безразлична.
...потом я медленно погружаю паяльник в канифоль, глубоко вдыхая её разгорячённый запах, тихонько касаюсь кончиком паяльника по тонким виткам проволочки припоя, становящимся от этого прикосновения зеркально-блестящим, аккуратно перенося капельку на истомившийся в горячей готовности кончик паяльника. Затем холодным стальным пинцетом переношу микросхему на нежную зелень платы, ставя каждую её тонкую изящную, неповторимо прекрасную ножку на предназначенное для неё и только её место, подношу пышащее жаром жало паяльника, припой стекает, заливая горячим потоком ножку, жадно проникая в шипящей канифоли даже в самые дальние и потаённые углы, заставляя её расслабленно отдаваться его всесокрущающей власти. Да! Да! И ещё раз! Ещё! Сотню раз! Вот ещё чуть-чуть!..
И стовыводная микросхема в корпусе TQFP с шагом 0,5 мм припаяна. Ну разве она не прекрасна?
Как я провёл лето.
Тем летом я решил не ехать в деревню. Делать там было попросту нечего, потому как двоюродного брата и его друзей одного за другим позабирали в армию. Гораздо разумней было остаться в Москве или съездить на юг. А поскольку денег на юга не было, то и выбора у меня не оставалось. Какие-то поездки куда-то мне вообще не грозят, пока сам на них не заработаю – я ведь из такого типа семьи, где отец и мать всю жизнь работали на государство, а оно стабильно платило им лозунгами вместо материальных благ, где приходится выбирать между ремонтом квартиры, полученной в 35 лет, и покупкой подержанного автомобиля, где и после известного развала всего и вся родители, вместо проявления предприимчивости ничего не поменяли в своей жизни. Наверное, потому что не было у них этой предприимчивости. Я не обижаюсь и не злюсь, но иногда бывает немного завидно, что какой-нибудь 18-летний вафел гоняет с ветерком на красном спортивном автомобиле, а ты вынужден пилить куда-то жарким летним днём на автобусе. С другой стороны, есть стимул чего-то добиваться. Как говорит отец – логика успеха одна – берёшь лопату и копаешь. В чём-то он прав, а в чём-то и нет, потому что копают не только котлованы для фундамента, но и траншеи с могилами.
В общем, честная жизнь в нашей стране – это трудовой подвиг, в подтверждение чего я и остался в Москве, устроившись на работу. На работе, как водится, была сама работа – ходить по магазинам и выставлять на полки бутылки вина, дабы первые не пустовали, начальник – хороший, коллеги – весёлые, секретарша – красивая, зарплата – небольшая.
Секретарша и её грудь запомнились мне особенно – я проходил у неё собеседование. Она задавала мне какие-то скучные вопросы, на которые я с улыбкой отвечал, пялясь при этом в разрез её кофточки. В итоге она не выдержала, грозно посмотрела на меня и поправила кофту. Я улыбнулся и на это. Кстати, через две недели она куда-то пропала и больше я её не видел. Может быть, она взяла отпуск и уехала со своим хахалем на море. А может мучительно сдохла от рака.
Через месяц перестал появляться там и я – уволился, потому как скоро был сентябрь, а значит и учёба – уже 5-й курс (а ведь недавно только школу заканчивали!). От работы остались воспоминания. Собственно о самой работе – класть на всё, как только появится возможность, о начальнике – редкостном говнюке, коллегах – скучных и серых и секретарше – красивой. А ещё осталась последняя зарплата, на одну половину которой я купил себе новый мобильник, а на другую – на неделю ушёл в запой, то ли потому что меня бросила любимая девушка, то ли потому что мне просто хотелось выпить.
Как раз на эту неделю к нам в гости приехали какие-то родственники, которых я терпеть не могу, как впрочем, и остальных, кроме бабушки и дяди с тётей. Был ещё дед по отцовской линии – вообще самый лучший человек, которого я когда-либо встречал, но уже пять лет как умер. Так вот эти родственники, наверное опупели от меня – всю неделю я посерёд ночи заваливался домой в говно пьяным и громко стучал дверьми и сковородками. И даже не было стыдно за это, даже наоборот – забавляло.
Вообще, если постараться, то можно вспомнить из этого лета немало смешных историй. Например, утонул один наркоман с соседнего двора. Сначала говорили, что он полез спасать тонущую собачку, а потом выяснилось, что на самом деле этот товарищ обширялся со своими друзьями, они взяли водки и пошли купаться. Капитула (так звали нарика) нырнул и не всплыл, а друзья допили водку и пошли домой спать.
Мы тоже немного наркоманили – травкой баловались. Забавная штука – таких идиотских разговоров как у накурившихся больше нигде не услышишь. Рассказываешь какие-то бестолковые истории и гогочешь над ними. И чем абсурднее история – тем смешнее. Рассказывать у меня, кстати, очень неплохо получалось. А когда отпускает, тогда хочется чего-нибудь сладкого покушать. Смешно наверное со стороны смотреть как заходят в магазин четыре здоровых лба, кабана можно сказать, и начинают выбирать чупа-чупсы и шоколадки, споря при этом что вкуснее. Потом, правда, надоела эта наркомания – быть мудаком, пусть и временно, надоедает.
А вот ещё история. Девок встретили, старых знакомых. Коньяку с ними выпили. Я к одной клеиться стал, рассказываю ей всякую хрень смешную и несмешную, она смеётся. А мой друг Дима, с ней буквально немного потрепался, причём о какой-то там зубной медтехнике (они оба врачи) и ушёл домой спать. Я с ней один остался, а она мне и говорит: «Мне так Димка понравился!». Представляете, кому-то надо разбиться в лепёшку, чтобы склеить девку, а кому-то достаточно поговорить о бормашинах и свёрлах к ним. «Что делать-то?», - спрашивает она у меня. «А хуй знает» – отвечаю я, - «тебе надо, ты и думай». «Злой ты», - говорит она. В итоге отвёл я её к Димону и домой ушёл, а он её трахнул и ненавязчиво предложил: «Может ты пойдёшь?». Она расплакалась и часа в три ночи попёрлась домой. Правда смешная история?
А одному знакомому – Пискля прозвище, в парке голову проломили. Какие-то хачики к девушке приставали, он вступился – ему и грохнули по черепу то ли бутылкой, то ли камнем. Пискля после этого дурачком стал – ходит теперь по парку, а над ним все смеются. Яркий пример того, что добро всегда побеждает.
В общем скучным выдалось это лето. Кажется, что всё, что случилось вообще никакой смысловой нагрузки не несёт. Случилось и всё. Как будто даже и без причин, и без последствий. Грустно это всё. И весело. И интересно, и неинтересно, и поучительно, и бессмысленно. И завершилось это лето у меня попойкой. Взяли мы с друзьями водки с килькой и гитару, выпили за нас, за учёбу и работу, за девушек (даже за тех, что кинули, подумал я), за удачу, за дружбу, за «нас с вами и хуй с ними», «чтоб жилось, пилось и еблось», снова «за тех сук, без которых никак», и за много всего-всего, хорошего и плохого. А потом пели много и громко разные песни, даже те, которые никогда не знал и не слышал.
Проснулась в 11:45. Башка слегка побаливала. Умылась, почистила зубы. Решила поспать еще - авось пройдет. Проснулась в 14:45. Решила, что уже хватит отлеживаться. Башка заболела пуще прежнего. Попила чаю с сахаром. Решила сходить в кинотеатр - не пропадать же дню попусту. Во время поездки в автобусе почувствовала тошноту и проблевалась. Хорошо, что одной водой. Пассажиры выразили свое сочувствие. Сказали, что имею зеленоватый цвет лица. Думаю, не приняли ли за беременную. Одна тетечка даже платок подарила.
Когда возвращалась из кинотеатра, думала, не упаду ли в обморок. Настолько было нехорошо. На автобус сесть не рискнула, шла пешком. Когда искупалась в ванне, стало получше. Смогла даже заглянуть в Интернет. Читать и есть не могу.
Надеюсь, что завтра пройдет.
Жили-были в одном горном королевстве принц и принцесса, молодые и красивые. И всё у них было хорошо до того, как один раз они сильно поссорились. Как водится, началось всё с мелочи, а разрослось в небывалую размолвку. А в горном королевстве споры королевской семьи решались только одним способом – спорящие шли по тропе на один из самых высоких пиков, где жил отшельник-мудрец. Он то и находил правых и виноватых и всегда давал совет как быть.
Принцу и принцессе ничего не оставалось, кроме как отправиться в путь. Сперва они подошли к горе через самый живописный на свете лес, а потом стали взбираться на неё – сначала широкой дорогой. Вскоре дорога превратилась в узенькую тропинку по краю скалы. С краю был обрыв. Половину дня они молча шли по этой тропинке и очень устали. Принц украдкой поглядывал на свою спутницу, а та демонстративно не обращала внимания на это.
Внезапно дорожка вывела их на причудливую развилку. Одно её ответвление, бывшее ближе к принцу уводило в сторону откуда ни возьмись появившегося плато с чудесным пейзажем: залитый солнцем горный луг и водопад с кристально чистой водой, а под водопадом обнажённая светловолосая красавица с манящим взором. Ответвление тропинки, лежавшее перед принцессой, уводило в сторону самой прекрасной картины, которую она только могла себе представить: это был песчаный остров в океане, пальмы и знойное солнце. А чуть вдали на острове виднелся – о чудо! – принц, гарцующий на красивейшей белой лошади. Что уж обманывать, показался принцессе этот принц посимпатичнее своего. Тропинки уходили в стороны, а перед нашими героями лежала пропасть. Принц понял, что мудрец ставит перед ними жёсткий выбор – либо вперёд, каждому на свою дорожку, либо назад, в никуда. Ещё мгновение, и любившие ещё вчера потеряют друг друга навсегда.
Принц задумался… «Любившие ещё вчера»… Какая глупость, не бывает такого, чтобы вчера ещё любить, а сегодня уже нет. Он подумал о принцессе, вспомнил её прекрасную улыбку, освещавшую мир сильнее самого солнца, вспомнил их первую встречу, вспомнил то, из-за чего они поругались, и тут же в его голове завертелось слово «глупость», а потом оно сменилось именем его любимой, вытеснившим глупость навсегда.
Он произнёс её имя вслух, сказал что она самая прекрасная, и шагнул вперёд, шагнул прямо туда, где лежала скрытая туманом пропасть.
И вдруг ощутил на своей ладони её ладонь.
Она тоже шагнула в пропасть?
Их руки крепко сжались, всё закружилось и закувыркалось, и…
Принц и принцесса обнаружили себя сидящими на далеко не новом диване и всё ещё крепко держащимися за руки. Они посмотрели друг другу в глаза, прочитав сначала удивление, а потом самую искреннюю на свете теплоту.
Диван стоял в комнате самой обычной московской квартиры в другом углу которой, придвинув своё кресло чуть ли не в упор к телевизору, смотрел футбол немолодой небритый мужик в трениках и майке. Одна из команд пропустила гол и он, грязно выругавшись, откинулся на спинку кресла, а затем громко, но уже более смягчённо, продолжил свою тираду.
- Ну это же командная игра! Где подстраховка? Один ошибся, оступился – ну бывает! Один ошибся – другой подстраховал, исправил. И нет никаких проблем!
Принц и принцесса улыбнулись. Мудрец был прост.