MIKLE

-- До чего дожились, — иронически сказал Полесов,
-- вчера весь город обегал, плашек три восьмых дюйма
достать не мог. Нету. Нет! А трамвай собираются пускать!..

Елена Станиславовна, имевшая о плашках в три
восьмых дюйма такое же представление, какое имеет о
сельском хозяйстве слушательница хореографических курсов
имени Леонардо да Винчи, думающая, что творог добывается
из вареников, — все же посочувствовала:

— Какие теперь магазины! Теперь только очереди, а
магазинов нет. И названия у этих магазинов самые ужасные.
Старгико!..

— Нет, знаете, Елена Станиславовна, это еще что!
У них четыре мотора "Всеобщей Электрической Компании"*
остались. Ну, эти кое-как пойдут, хотя кузова та-акой хлам!..
Стекла не на резинах. Я сам видел. Дребезжать
это все будет!.. Мрак! А остальные моторы — харьковская
работа*. Сплошной Госпромцветмет. Версты не
протянут*. Я на них смотрел...

Гениальный слесарь раздраженно замолк. Его черное
лицо блестело на солнце. Белки глаз были желтоваты.
Виктор Михайлович Полесов был не только гениальным слесарем,
но и гениальным лентяем. Среди кустарей с мотором,
которыми изобиловал Старгород, он был самым непроворным
и наиболее часто попадавшим впросак. Причиной
к этому служила его чрезмерно кипучая натура.
Это был кипучий лентяй. Он постоянно пенился. В собственной
его мастерской, помещавшейся во втором дворе
дома №7 по Перелешинскому переулку, застать его было
невозможно. Потухший переносной горн сиротливо стоял
посреди каменного сарая, по углам которого были навалены
проколотые камеры, рваные протекторы "Треугольник",
рыжие замки, такие огромные, что ими можно
было запирать города, мятые баки для горючего с надписями
"Indian" и "Wanderer", детская рессорная колясочка,
навеки заглохшая динамка, гнилые сыромятные ремни,
масляная пакля, стертая наждачная бумага, австрийский
штык и множество рваной, гнутой и давленой дряни.

Заказчики не находили Виктора Михайловича. Виктор
Михайлович уже где-то распоряжался. Ему было не до работы.
Он не мог видеть спокойно въезжающего в свой или
чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же выходил
во двор и, сложив руки на спине, презрительно наблюдал
за действиями возчика. Наконец сердце его не
выдерживало.

— Кто же так заезжает? — кричал он, ужасаясь. — Заворачивай!

Испуганный возчик заворачивал.

— Куда ж ты заворачиваешь, морда?! — страдал Виктор
Михайлович, налетая на лошадь. — Надавали бы тебе
в старое время пощечин, тогда бы заворачивал!

Покомандовавши так с полчаса, Полесов собирался
было уже возвратиться в мастерскую, где ждал его непочиненный
велосипедный насос, но тут спокойная жизнь
города обычно вновь нарушалась каким-нибудь недоразумением.
То на улице сцеплялись осями телеги, и Виктор
Михайлович указывал, как лучше всего и быстрее их расцепить;
то меняли телеграфный столб, и Полесов проверял
его перпендикулярность к земле собственным, специально
вынесенным из мастерской отвесом; то, наконец,
устраивалось общее собрание жильцов. Тогда Виктор Михайлович
стоял посреди двора и созывал жильцов ударами в железную
доску; но на самом собрании ему не удавалось побывать.
Проезжал пожарный обоз, и Полесов, взволнованный
звуками трубы и испепеляемый огнем беспокойства,
бежал за колесницами.

Однако временами Виктора Михайловича настигала
стихия реального действия. На несколько дней он скрывался
в мастерскую и молча работал. Дети свободно бегали
по двору и кричали что хотели, ломовики заворачивали
и описывали во дворе какие угодно кривые, телеги на
улице вообще переставали сцепляться, и пожарные колесницы
и катафалки в одиночестве катили на пожар, --
Виктор Михайлович работал. Однажды, после одного такого
запоя, он вывел во двор, как барана за рога, мотоцикл,
составленный из кусочков автомобилей, огнетушителей,
велосипедов и пишущих машинок. Мотор в 1 1/2
силы был вандереровский, колеса давидсоновские*, а другие
существенные части уже давно потеряли фирму.
С седла свисал на шпагатике картонный плакат "Проба".
Собралась толпа. Не глядя ни на кого, Виктор Михайлович
закрутил рукой педаль. Искры не было минут десять.
Затем раздалось железное чавканье, прибор задрожал и
окутался грязным дымом. Виктор Михайлович кинулся в
седло, и мотоцикл, забрав безумную скорость, вынес его
через туннель на середину мостовой и сразу остановился,
словно срезанный пулей. Виктор Михайлович собрался
было уже слезть и обревизовать свою загадочную машинку,
но она дала вдруг задний ход и, пронеся своего создателя
через тот же туннель, остановилась на месте отправления
-- посреди двора, ворчливо ахнула и взорвалась.
Виктор Михайлович уцелел чудом и из обломков мотоцикла
в следующий запойный период устроил стационарный
двигатель, который был очень похож на настоящий двигатель,
но не работал.

Венцом академической деятельности слесаря-интеллигента
была эпопея с воротами дома №5. Жилтоварищество
этого дома заключило с Виктором Михайловичем договор*,
по которому Полесов обязывался привести железные
ворота дома в полный порядок и выкрасить их в какой-нибудь
экономический цвет, по своему усмотрению.
С другой стороны, жилтоварищество обязывалось уплатить
В. М. Полесову, по приеме работы специальной комиссией,
21 р. 75 коп. Гербовые марки были отнесены за
счет исполнителя работы.

Виктор Михайлович утащил ворота, как Самсон.
В мастерской он с энтузиазмом взялся за работу. Два дня
ушло на расклепку ворот. Они были разобраны на составные
части. Чугунные завитушки лежали в детской колясочке,
железные штанги и копья были сложены под верстак.
Еще несколько дней прошло на осмотр повреждений.
А потом в городе произошла большая неприятность
-- на Дровяной лопнула магистральная водопроводная
труба, и Виктор Михайлович остаток недели провел
на месте аварии, иронически улыбаясь, крича на рабочих
и поминутно заглядывая в провал. Когда организаторский
пыл Виктора Михайловича несколько утих, он снова подступил
к воротам, но было поздно: дворовые дети уже играли
чугунными завитушками и копьями ворот дома №5.
Увидав разгневанного слесаря, дети в испуге побросали
завитушки и убежали. Половины завитушек не хватало, и
найти их не удалось. После этого Виктор Михайлович совершенно
охладел к воротам.
© сами_знаете_кто_и_что