Авария АЭС "Фукусима-1" [02]

— Евгений Павлович, что происходит сегодня на Фукусиме?

— Я не могу судить, потому что нет достоверной информации.

— Но ведь японцы все время передают данные об уровне радиации и другие показатели...

— Передают данные по Токио, а не на станции Фукусима. Судя по всему, нет достоверной информации и у самих японцев. Как только все началось, в Японию поехал наш сотрудник Владимир Асмолов, самый крупный специалист в мире по вопросам, связанным с расплавлением зоны реактора. Но толку было мало. С ним не поделились контактами, не дали возможности пообщаться с теми, кто отвечает за эту работу. И дело не только в японском менталитете, а в том, что это частная станция. Их очень заботит, что произойдет с компанией.
<......>

— Ну вот, а говорите, что было меньше секретности, чем сейчас у японцев...

— Конечно. Но в том смысле, что мы были открыты для общения с МАГАТЭ, предоставили все данные по дозам, все рассказали довольно подробно.

— Но широкой общественности информацию не давали?..

— Действительно, широкой общественности сообщили не сразу. Я позвонил заведующему отделом пропаганды ЦК Яковлеву и говорю: «Саша, нельзя же это оставлять без информации». И довольно быстро прислали к нам телевизионщиков. Где-то 28—29 апреля я получил телеграмму от моего старого друга известного американского ученого Фрэнка фон Хиппеля. Он написал, что надо обязательно давать людям йодные таблетки — прежде всего детям. Я позвонил Ивану Степановичу Силаеву и передал это пожелание. Он пригласил меня на заседание правительственной комиссии, на котором начальник гражданской обороны и замминистра здравоохранения бодро отрапортовали, что таблетки всем выдали. Это была неправда, к сожалению. Конечно, было непросто — мало того что нужно в последнюю деревню забраться, так еще убедить бабушек принимать эти таблетки. Помню, как одна старушка даже стала йодом мазать рога своей корове...

Потом позвонил Андраник Петросьянц, председатель Госкомитета по атомной энергии, и сообщил, что к нам выезжают директор МАГАТЭ Ханс Бликс и его заместитель Морис Розен. Их надо принять в Киеве, посадить в машину и отвезти в Чернобыль. Я в ужасе — это нельзя делать, потому что по дороге радиоактивная пыль, и предлагаю лететь на вертолете. Петросьянц возражает: там по дороге секретный объект. Отвечаю, что знаю этот секретный объект, с него давно все сбежали. В общем, пришлось обращаться к Горбачеву. Мы дали гостям полную возможность все посмотреть и померить уровень радиации — они были обвешаны современными мощными приборами. Розен спрашивает: «Какой ставить диапазон?» Я говорю: «Сто примерно». — «Сто миллирентген в час?» — «Нет, рентген в час». Он несколько скис. После этого они не сильно рвались приближаться к станции. Подлетели, спрашиваем: «Хотите поближе?» Они: «Нет, и отсюда прекрасно все видно». Мы, конечно, и сами не стремились переоблучаться. Где можно было, на вертолете летали, где нельзя, использовали специальный танк. Установили предел облучения, который можем получить, — примерно 100 рентген. Для рабочих официальный предел составлял 25 рентген. У японцев, кстати, сейчас такой же.