Денис Тулинов«Троицкий вариант» №5(149), 11 марта 2014 года
Вышла в свет книга «Логика случая» известного российско-американского биолога Евгения Кунина. С любезного разрешения издательства «Центрполиграф» мы публикуем фрагмент из этой книги. Кроме того, вашему вниманию предлагается рецензия Дениса Тулинова на оригинальное издание книги на английском языке, а также его рассказ о том, как усилиями энтузиастов издание было переведено на русский язык.
Книга Евгения Кунина The Logic of Chance мне показалось просто великолепной, и по ходу чтения лишь крепла уверенность в том, что ее необходимо издать на русском языке.
// Дальше — elementy.ru
Многие десятилетия, начиная с Дарвина, эволюционная мысль строилась на наблюдении животных, растений и их останков.
Позже ученые стали смотреть на отдельные гены, присутствующие у разных организмов. И лишь совсем недавно появилась возможность сравнивать между собой полные геномы (и даже ансамбли геномов). Для эволюционной теории это имело далеко идущие последствия. Они не всем еще очевидны, их надо уметь увидеть. И Кунин, находясь в эпицентре драмы, облегчает нам эту задачу. Он предлагает посмотреть на накопившийся массив фактов и понять, что изменилось в нашем понимании эволюции.
Конечно, Дарвин по-прежнему гений. И естественный отбор действительно работает. Но поменялся масштаб. Это можно сравнить с эффектом зума. Наука долго изучала мир животных и растений, который оказался лишь небольшой частью вселенной живого. Мы немного «отъехали назад», и перед нами открылась картина гораздо более сложная и разнообразная, с более глобальными и основополагающими закономерностями.
На их фоне работа естественного отбора как некой «творческой силы» видится лишь частью прочих эволюционных изменений, где особенно велика роль неадаптивных стохастических процессов.
Это значит, что сменилась нулевая гипотеза: теперь любую адаптивность нужно доказывать. Совершенно иначе видится и происхождение сложности — ключевой вопрос для любой эволюционной теории. Сложность увеличивается не в ответ на вызов среды; напротив, она возрастает там, где давление среды (и очищающий отбор) слабее. Парадоксальным образом эволюция связывается не с наличием, а отсутствием отбора.
Почему в ходе эволюции увеличивается размер генома? Он будет расти всегда, пока этому не препятствуют внешние факторы. Просто в силу особенностей биологии, потому что происходят дупликации, встраивания чужих генов и мобильных элементов. Отбор может этому помешать, и тогда он против эволюции. В этом смысле сложность не адаптация, а следствие первоначального увеличения энтропии.
...
Пожалуй, главным спусковым крючком для пересмотра устоявшихся представлений послужило открытие гигантского мира микробов и вирусов. Синтетическая теория (СТЭ) не придавала ему особого значения, да и попросту не подозревала о его масштабах. Сегодня игнорировать его нельзя, он гораздо больше и разнообразнее нашей скромной веточки многоклеточных. Кунин позволяет себе быть даже более радикальным: самое существенное в эволюции происходило вплоть до возникновения клетки, всё последующее — незначительные вариации.
Автор, кажется, не избегает ни одной трудной темы, по которой вправе высказываться квалифицированно. Равным образом детально рассмотрены проблема происхождения жизни и наследование приобретенных признаков. Единое древо жизни (еще одна тема) оказывается фикцией — его заменяет эволюционный лес, сетевая структура, в которую вкраплены небольшие древовидные фрагменты. Сама способность эволюционировать тоже подвержена эволюции. Фенотипический шум и адаптивные ландшафты будят воображение читателя и служат источником оригинальных догадок. А ключевой мотив о соотношении случайности и закономерности пронизывает всю книгу. Собственно, он и содержит главный парадокс: на наших глазах привычная схема со случайной изменчивостью и неслучайным отбором словно меняет свой знак. Мы видим, что процесс закрепления мутаций, как правило, случаен; в самой же изменчивости, напротив, есть заметный вклад неслучайных факторов.
...
Логика случая (фрагмент из книги Е. Кунина)
Геномная революция не просто позволила осуществить уверенную реконструкцию генных наборов древних форм жизни. Еще важнее то, что она буквально перевернула центральную метафору эволюционной биологии (и, возможно, всей биологии) — древо жизни (ДЖ), показав, что эволюционные траектории отдельных генов несовместимо разные. Вопрос о том, должно ли быть ДЖ возрождено и если так, то в каком виде, остается предметом ожесточенных споров, которые являются одной из важных тем этой книги.
Я рассматриваю падение ДЖ как «метареволюцию», крупнейшее изменение всей концептуальной структуры биологии. Явно рискуя вызвать гнев многих за связь с вредоносной культурной тенденцией, я, тем не менее, называю эту главную перемену переходом к постмодернистскому биологическому взгляду на жизнь1.
По существу, этот переход вскрывает множественность паттернов и процессов эволюции, центральную роль непредсказуемых событий в эволюции живых форм [«эволюция как халтура» (evolution as tinkering)] и, в особенности, крушение панадаптационизма как парадигмы эволюционной биологии. Несмотря на наше непоколебимое восхищение Дарвином, мы должны низвести викторианский взгляд на мир (включая его обновленные версии, процветающие в XX столетии) в почтенные музейные залы, где ему самое место, и исследовать последствия смены парадигмы.