Реклама Google — средство выживания форумов :)
Зачем нужна отраслевая экономика?
В среде современных российских экономистов и управленцев «широкого профиля» чрезвычайно популярно выражение «это такой же бизнес, как и любой другой». Как ни странно, я согласен с этим тезисом, хотя и подразумеваю под ним совсем иное: «как и любая другая», каждая отрасль уникальна и непохожа на прочие. Казалось бы, какое дело экономисту до тонкостей отраслевых технологий, специфики продукции и т.п. — ведь деньги не пахнут, не так ли?
...
С экономической точки зрения, специфика продукции и технологии ее производства определяет уникальную структуру затрат (т.е. соотношение между зарплатой, стоимостью сырья и материалов, амортизацией оборудования и т.п.), особые закономерности спроса на продукцию и т.п. Как следствие — свои виды рисков, свои специфические институты рынков. И человек, желающий заниматься отраслевой экономикой (тем более, в наукоемких отраслях, где продукция и технологии сложнее), обязан понимать эти особенности.
Симптоматично в этом смысле недавно прочитанное мной введение к новому учебнику преподавателя ВШЭ и РЭШ Аллы Александровны Фридман. Квалифицированный экономист-математик, она приложила свои навыки в сфере теории оптимального управления к насущным проблемам добычи полезных ископаемых. Книга называется «Экономика истощаемых природных ресурсов». И во введении сказано, в частности, следующее[15]:
«…освоение курса требует не только познаний в области микроэкономики, теории промышленной организации, макроэкономики, но и соответствующей математической культуры. Необходимый математический аппарат включает дифференциальное и интегральное исчисления, методы оптимизации, теорию оптимального управления. Эмпирический анализ предполагает наличие определенной квалификации в использовании эконометрических методов».
Я тщетно искал в этом подробном перечне хоть что-нибудь вроде основ нефтегазового дела, технологий разведки и добычи полезных ископаемых и т.п. Естественно — не царское это дело, экономисту копаться во всяких скучных технических и естественнонаучных подробностях. Хотя, если бы знать, что, например, объем извлекаемых запасов зависит от интенсивности добычи — может быть, постановки оптимизационных задач были бы более содержательными и актуальными. Если понимать, что отклонишься от оптимального, с технической точки зрения, режима разработки в любую сторону — захочешь ли выкачать «все и сразу», или, наоборот, попытаешься «прикрутить краник», ожидая более выгодных цен — и недосчитаешься десятков процентов. По-моему, учесть такие тонкости в моделях не только полезно (поскольку модели будут ближе к реальности) — это еще и интересно для исследователя.
...
В итоге среди инженеров, ученых естественных и технических отраслей, предпринимателей — т.е. тех, кому и предстоит заниматься инновациями на практике — слово «Форсайт» стало чуть ли не ругательным. А зря — штука хорошая. Конечно, винить авторов данной статьи (и многих других) не в чем — они жертвы намеренно насаждаемого, в т.ч. через систему «передового» экономического образования, стереотипа. Гласящего, что любая отрасль — «такой же бизнес, как и любой другой». При этом, что интересно, у таких «экономистов-универсалов» создают ощущение компетентности, посвященности в отраслевые проблемы. Т.н. «деловая пресса», авторитетная среди наших офисных работников, сейчас активно публикует материалы, в т.ч. посвященные наукоемкой промышленности. Новости бывают, в основном, такого типа: например, двигателестроительный завод Х перешел под контроль компании Y, аффилированной с финансово-промышленной группой олигарха Z, а директор ракетостроительной корпорации N на собрании акционеров сумел ввести в совет директоров еще двух своих сторонников. Только нужно понимать, что описанные новости имеют к экономике этих отраслей ровно такое же отношение, как публикуемые в «желтой прессе» известия о беременности оперной дивы и о попадании в околоток известного дирижера — к музыкальному искусству. Но эти самые «аналитики», «эксперты» и т.п., насытившись такой информацией, и в самом деле начинают думать, что они разбираются в экономике двигателестроения или ракетостроения.
Авторы рыночных реформ в России полагали, что либерализация в конце концов приведет к росту иностранных инвестиций — со всеми вытекающими положительными последствиями. Однако, несмотря на присвоение инвестиционного рейтинга и заметное улучшение корпоративного управления, в России по-прежнему остро стоит проблема оттока капитала. Почему капитал продолжает бежать из страны, даже несмотря на экономический рост, инвестиционные рейтинги и политическую стабильность? Насколько опасна финансовая либерализация? Не следует ли выстроить барьеры на пути утечки капитала, чтобы в России остались хоть какие-нибудь средства для инвестиций? Как это ни странно, но происходящее в России не слишком отличается от ситуации в большинстве развивающихся стран.
В мировой финансовой системе были устранены практически все барьеры на пути движения капитала, воздвигнутые в первой половине XX в. — во время двух мировых войн и Великой депрессии. Индекс глобальной интеграции рынка капитала наконец-то превзошел свой исторический максимум, достигнутый в 1913 г. Однако, несмотря на рухнувшие барьеры и видимость абсолютной финансовой глобализации, переток капитала между странами не очень велик — особенно по сравнению с движением капитала внутри развитых стран. Американские экономисты Брайан Хендерсон, Нарасимхан Джигадиш и Майкл Вайсбах приводят данные Security Data Corporation о привлечении финансовых ресурсов в 1990–2001 гг. За эти годы в мире было выпущено на $3,4 трлн новых акций. Из них только 6 % проданы иностранным инвесторам. Даже если исключить американские компании, этот показатель составит всего 9 %. При этом большая часть трансграничного перетока капитала приходится на богатые страны — на инвестиции развитых стран в корпорации в других развитых странах или на бегство капитала из развивающихся стран. По данным МВФ за 1996–2004 гг., чистый приток инвестиций в акционерный капитал из развивающихся стран — в развитые составил $60 млрд. Схожая ситуация, хотя и не столь драматичная, наблюдается на рынке долговых инструментов.
С точки зрения неоклассической экономической теории такая ситуация в принципе невозможна. Если капитал абсолютно мобилен, он должен устремиться туда, где его применение принесет большую выгоду — в развивающиеся страны, богатые трудовыми ресурсами и отчаянно нуждающиеся в капитале. Более того, в соответствии с этими представлениями интеграция глобального рынка капитала может резко сократить разрыв между бедными и богатыми странами. Даже если трудовые ресурсы не мобильны и не могут перетекать в экономики с более высокой производительностью, приток капитала в страны с изобилием трудовых ресурсов должен решить эту проблему.
Экономисты старались не обращать внимания на вопиющее несоответствие теории и практики до тех пор, пока можно было делать вид, что финансовая глобализация еще не состоялась. Однако в 1990 г. будущий нобелевский лауреат Роберт Лукас все же задался этим вопросом в статье «Почему капитал не перетекает из богатых стран в бедные?». И предложил несколько возможных ответов: «Стимулы для инвестиций в развивающиеся страны низки из-за отсутствия человеческого капитала, риска экспроприации инвесторов и монополизма». С тех пор уровень конкуренции на международном финансовом рынке заметно вырос. Благодаря усилиям правительств развивающихся стран и международных организаций проблема человеческого капитала также стала менее острой. Тем не менее отток капитала из бедных стран продолжается.
Это действительно объясняется экспроприацией инвесторов — со стороны государства и со стороны корпоративных инсайдеров, как отметил Рене Штульц, президент Американской финансовой ассоциации в 2005 г. Если уровень защиты прав инвесторов слишком низок, то капитал будет покидать страну, даже если ее экономика очень сильно нуждается в инвестициях.
Отсюда следует, что финансовая либерализация может быть очень опасной для развивающихся стран. Этой точки зрения придерживается и нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц. В стране с неэффективным, коррумпированным правительством и плохим корпоративным управлением устранение барьеров приведет к бегству капитала и, скорее всего, к снижению инвестиций. Кроме того, финансовая либерализация увеличивает вероятность кризисов в бедных странах.