Как можно догадываться по некоторым замечаниям посвященных людей[1], политические взгляды братьев начали несколько расходиться. Аркадий никогда не отрекался от коммунизма, при всей своей ненависти к советским порядкам. Борис явно был радикальнее. Единой линии по отношению к СССР и демдвижению выработать не удавалось. За подписью братьев за годы перестройки вышло несколько довольно бесцветных публицистических статей (http://www.rusf.ru/abs/ludeni/publ-1.htm), которые весьма плохо проясняли их позицию по конкретным политическим вопросам того времени.
[1] В том числе биографа братьев писателя Анта Скаландиса, выпустившего в свет увесистый том их жизнеописания.
Румата глубоко вздохнул. После чудесного спасения на вертолете Арата
настоятельно потребовал объяснений. Румата попытался рассказать о себе, он
даже показал в ночном небе Солнце - крошечную, едва видную звездочку. Но
мятежник понял только одно: проклятые попы правы, за небесной твердью
действительно живут боги, всеблагие и всемогущие. И с тех пор каждый
разговор с Руматой он сводил к одному: бог, раз уж ты существуешь, дай мне
свою силу, ибо это лучшее, что ты можешь сделать.
Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова
тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
- Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более
совершенными... или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
- Сердце мое полно жалости, - медленно сказал Румата. - Я не могу
этого сделать.
И тут он увидел глаза Киры. Кира глядела на него с ужасом и надеждой.
По улице к комендатуре шли двое. Один был знакомый – рыжее хайло Зеф, из особо опасных, старшина сто тридцать четвертого отряда саперов, смертник, зарабатывающий себе на жизнь расчисткой трассы. А другой был – ну совершенное чучело, и чучело жутковатое. Сперва Гай принял его за выродка, но тут же сообразил, что вряд ли Зеф стал бы тащить выродка в комендатуру. Здоровенный голый парень, молодой, весь коричневый, здоровый, как бык – одни трусы на нем какие-то короткие из блестящей материи… Зеф был при своей пушке, но не похоже было, чтобы он конвоировал этого чужака – шли они рядом, и чужак, нелепо размахивал руками, все время что-то Зефу втолковывал, Зеф же только отдувался и вид собою являл совершенно одуревший. Дикарь какой-то, подумал Гай. Только откуда он там взялся – на трассе? Может быть, медведями воспитанный? Бывали такие случаи. И похоже: вон мускулы какие, так и переливаются…
И ты, черномордый, пушечное мясо, палач,
Господин
ротмистр Чачу был совсем не похож на господина ротмистра Тоота. Он был
приземист, темнолиц,
...
Максим увидел, как по темным щекам ротмистра Чачу покатились слезы.
Господин ротмистр, переваливаясь и помахивая искалеченной рукой, вышел перед строем и
повернул к гвардейцам свое темное, почти черное лицо.
...
Ротмистр останавливается и хрипит: "Замок!" По его черному лицу катится пот.
...
Ротмистр поворачивает к ним свое страшное черное лицо.
...
- Вы, все, оболваненные болваны. Убийцы. Вы все умрете. Ты, бригадир,
я тебя не знаю, я тебя вижу в первый и последний раз. Ты умрешь скверной
смертью. Не от моей руки, к сожалению, но очень, очень скверной смертью. И
ты, сволочь из охранки. Двоих таких как ты я прикончила сама. Я бы сейчас
убила тебя, я бы до тебя добралась, если бы не эти холуи у меня за
спиной... - Она перевела дыхание. - И ты, черномордый, пушечное мясо,
палач, ты еще попадешься к нам в руки. Но ты умрешь просто. Гэл
промахнулся, но я знаю людей, которые не промахнутся.