Себестоимость производства одномоторного самолета на одном из русских авиазаводов составляла около 4000 рублей. Столько же стоил двигатель к нему. Прибыль завода с каждой проданной машины составляла 15% - поэтому, скажем, «Фарман-VII» с мотором при себестоимости 7760 рублей продавался за 9125 рублей.
«Муромцы» были куда сложнее по конструкции и, естественно, дороже. Их себестоимость оценивалась в 27-28 тысяч рублей. При этом за каждый заказанный после начала войны «корабль» казна платила заводу 150 тысяч рублей! И это только за планер — моторы оплачивались отдельно!
В своих многочисленных письмах того времени к ряду лиц, в том числе и к самому принцу Ольденбургскому и его помощнику Иорданову, Н. Д. Зелинский указывает, что он считает свое изобретение имеющим важное государственное значение и только потому не считает возможным разглашать секрет изготовления активированного угля. Что же касается вопроса о материальных выгодах, то в целом ряде документов Н. Д. Зелинский подчеркивал свою полную незаинтересованность в них. Он прямо заявляет, что не считает возможным и допустимым получать деньги за спасение, жизни людей. Впрочем сам генерал Ипатьев принужден признать, что Н. Д. Зелинский не получил ни копейки за свое изобретение. Он пишет:
«Заслуги проф. Н. Д. Зелинского, Кумманта, князя Авалова и Прокофьева в деле разработки противогаза для нашей армии были оценены Химическим комитетом, который возбудил ходатайство перед Особым совещанием по обороне о награждении этих лиц за их изобретение. К сожалению это дело не было доведено до конца и только небольшое вознаграждение удалось выхлопотать Н. Т. Прокофьеву за его работы по мокрому противогазу. Что касается Н. Д. Зелинского и князя Авалова, то они не получили ни одной копейки. Что касается Кумманта, то он вследствие того, что мог взять патент за изобретенную им резиновую маску, вошел в соглашение с фирмой Треугольника и получил с каждой резиновой маски, поставленной Военно-промышленному комитету, известную сумму (50 коп.), что при миллионных заказах респираторов дало ему возможность получить громадный гонорар».
Очень сдержанная политика Государственного Банка позволила рублю пережить войну 1905 и революцию 1905~1906. Но зависимость от иностранного капитала и иностранных товарных рынков сделала страну очень уязвимой.
Расходы на первую мировую войну (67 миллиардов рублей) финансировались на 25% налогами, на 29% долгосрочными займами, на 23% облигациями и на 23% эмиссией бумажных денег.
С 1914 по 1917 количество бумажных денег выросло в 15 раз, розничные цены также выросли в 15 раз.
Первая мировая война и революция 1917 привели к периоду беспрецедентной гиперинфляции и катастрофическому падению экономической деятельности. По сравнению с 1913, к 1917 рубль потерял 75% покупательной способности.
Arnold, Arthur Z. Banks, Credit, and Money in Soviet Russia. New York: Columbia University Press, 1937
Anan’ich, Boris V. “The Russian Private Banking Houses, 1870–1914,” Journal of Economic History, 48 (June 1988)