Российская Империя в Первой Мировой. Подготовка, ход, последствия и возможные альтернативы.

Заготовки хлеба с 1916. Предвестники краха РИ...
http://rg.ru/2016/04/24/rodina-hleb.html

Земства отметили: "В рекордные годы губерния давала в течение всего года 30 миллионов, а теперь предполагается взять 50 миллионов в течение 8 месяцев, притом в год с урожаем ниже среднего и при условии, что население, не уверенное в посеве и уборке будущего урожая, не может не стремиться делать запасы". Учитывая, что на железной дороге не хватало 20% вагонов, а эта проблема никак не решалась, совещание сочло: "Все эти соображения приводят к заключению, что взыскание указанного выше количества хлеба на деле неисполнимо"

 

Как было выяснено из обследования Союза городов в январе 1917 г.: "разверстка хлеба произведена была по губерниям неизвестно из какого расчета, иногда ни с чем несообразно, возлагая на некоторые губернии совершенно непосильное для них бремя"5. Одно только это свидетельствовало о том, что выполнить план не удастся. На декабрьском совещании в Харькове глава губернской управы В.Н. Томановский попытался доказать это министру земледелия А.А. Риттиху, на что тот ответил: "Да, все это может быть так, но такое количество хлеба нужно для армии и для заводов, работающих на оборону, так как эта разверстка охватывает исключительно эти две потребности... это дать нужно и дать это мы обязаны"6.

 

В любом случае, выполнение правительственного плана разверстки было невозможно: отсутствовал организованный аппарат для сбора и учета хлеба, разверстка была произвольной, не хватало материальной базы для сбора и хранения зерна, не был решен железнодорожный кризис. Тем более продразверстка, направленная на снабжение армии и заводов, никак не решала проблему снабжения городов, которая при уменьшении запасов хлеба в губернии должна была только обостриться.

 

Там же, где хлеб был, законы диктовала спекуляция. В одной деревне крестьяне согласились продать пшеницу по цене в 1,9 руб. за пуд, но вскоре негласно отказались от этого: "Случилось затем так, что откликнувшиеся на предложение властей не успели еще получить деньги за поставленный хлеб, как услыхали, что твердая цена на пшеницу поднялась с 1 рубля 40 коп. до 2 руб. 50 коп. Таким образом, более патриотично настроенные крестьяне получат за хлеб меньше, чем те, которые попридержали его у себя. Теперь среди крестьян царит такое убеждение, что чем больше задерживать у себя хлеб, тем больше правительство будет увеличивать твердые цены, а земским начальникам не нужно верить, так как они только обманывают народ"18.

 

Заготовительная кампания не была подкреплена и реальными средствами выполнения. Правительство пыталось преодолеть это с помощью угроз. 24 февраля Риттих прислал в Воронеж телеграмму, в которой приказывалось в первую очередь приступить к реквизиции хлеба в селениях, наиболее упорно не желающих выполнять разверстку. При этом надлежало оставлять в хозяйстве по одному пуду зерна на душу до сбора нового урожая, но не позднее первого сентября, а также на весеннее обсеменение полей по нормам, установленным земской управой и на прокормление скота - по нормам, устанавливаемым уполномоченным (даже в этом проявилась рассогласованность действий). Губернатор М.Д. Ершов, выполняя требования власти, в тот же день разослал телеграммы в уездные земские управы, в которых потребовал немедленно приступить к поставкам хлеба. Если в трехдневный срок подвоз не начнется, властям предписывалось приступить к реквизициям "с понижением твердой цены на 15 процентов и, в случае недоставки владельцами хлеба до приемного пункта, с вычетом сверх того стоимости перевозки"

 

М.В. Родзянко перед самой революцией написал императору: "Разверстка, предпринятая министерством земледелия, определенно не удалась. Вот цифры, характеризующие ход последней. Предполагалось разверстать 772 млн пудов. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн пуд., т. е. на 129 млн пудов менее предположенного, 2) уездными земствами 228 млн пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн пуд. Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки..."22.

К концу февраля 1917 г. губерния не только не выполнила план, но и недодала 20 млн пудов зерна23. Собранный хлеб, как было очевидно с самого начала, нельзя было вывезти. В итоге на железной дороге скопилось 5,5 млн пудов хлеба, который порайонный комитет обязывался вывезти не ранее как через два с половиной месяца. Ни вагонов для разгрузки, ни топлива для локомотивов на учете не было. Нельзя было даже перевезти муку на сушильни или зерно на размол, так как внутренними рейсами комитет не занимался. Да и топлива для мельниц тоже не было, из-за чего многие из них простаивали или готовились прекратить работу24. Последняя попытка самодержавия решить продовольственную проблему провалилась из-за неумения и нежелания решить комплекс реальных экономических проблем в стране и отсутствия необходимой в военных условиях государственной централизации управления экономики.

Эту проблему унаследовало и Временное правительство, которое пошло по старому пути.

В июле 1917 г. наряды были выполнены на 47%, августе - на 17%26. Нет никаких оснований подозревать местных деятелей, лояльных революции, в недостатке рвения. Но будущее показало, что и на этот раз обещание земцев не было выполнено.
Объективно сложившаяся ситуация в стране - выход экономики из-под контроля государства и невозможность регулировать процессы в деревне - поставили крест на благонамеренных стараниях местных органов.

 

Именно тут были заложены предпосылки для нехватки хлеба в городах (в частности в Петрограде), послужившей детонатором для Февраля.

Ерунды там тоже много, но подчёркнутые факты в принципе боле-мене верны и кое-о-чём позволяют судить.

Видна классическая последовательность бум–крах–восстановление. Бум начинается сразу же после начала войны и продолжается до середины 1916 года. Государство, ранее контролировавшее не более 2 млн человек и 15% ВВП, начинает распоряжаться как минимум 20 млн человек и 60% ВВП. Заемные деньги льются через казну рекой — расходы бюджета в 1916 году равны практически всему ВВП России в 1913 году. Ответом становится инвестиционная горячка. Разумеется, все инвестиции в столь истерическом режиме приводят к неоптимальному распределению средств. Вся структура экономики разбалансируется, начинается непрерывно убыстряющаяся инфляция, потребление домохозяйств падает, и сложная система мотиваций, которой руководились участники экономики ранее, заменяется стремлением получить военный заказ, а там хоть трава не расти.

С лета 1916 года все экономические показатели начинают идти вниз. Но правительство и предприниматели этого не замечают — деньги продолжают литься рекой, по всей стране строятся новые заводы, новые и новые люди приходят из деревень в стремительно растущие города и становятся рабочими — но делают они не товары, запрошенные рынком, а какие–нибудь снаряды, которыми никогда не выстрелят.

 

---

Бурному началу XX века была посвящена и лекция «Первая мировая война: опыт и уроки экстремальной модернизации» главного научного сотрудника Института российской истории РАН Владимира Булдакова. Причины начала Первой мировой войны Владимир Прохорович назвал «психологическими». «Неизбежной ее сделало общественное перевозбуждение. Если же попытаться понять, кому действительно хотелось эту войну начать, то мы сможем назвать всего нескольких человек. В той же Германии — это разве что „сумасшедший кайзер“ да адмирал Тирпиц». В мировую войну тогда вкладывался особый освободительный смысл. Считалось, что на пути к прогрессу стоит только одно препятствие: у Германии — это Англия, у Франции — Германия. В России прогрессивная интеллигенция считала таким препятствием самодержавие, а точнее бюрократию.

Российские власти того времени, как и нынешние, руководствовались не принципами прогресса, а желанием сохранить стабильность. Считалось, что экономика России сможет продержаться на запасах довоенного времени. Но в итоге уже к концу 1914 года пришлось признать, что денег у страны нет, технологическая зависимость от более передовых стран столь велика, что речи о модернизации уже не шло — хорошо бы просто продержаться. К 1917 году страна столкнулась с тотальной нехваткой всего: не хватало угля (который ранее завозили из Англии), не хватало оружия, не хватало даже мешков (их завозили из Америки).

Россия производила меньше половины необходимых ей винтовок (3,3 млн, из них 200–300 тыс. несовершенных; для сравнения: Германия производила более 8 млн). Неудивительно, что остальные винтовки, причем зачастую устаревшие, мы завозили из Японии, Франции, США и т.д. Российская армия того времени воевала винтовками 10 различных систем.

В России за время Первой мировой войны было произведено 28 тыс. пулеметов, в Германии — 280 тыс. Дело в том, что пулеметы в России производил лишь один Тульский завод. В Германии же изготовление деталей для пулеметов передали мелкому бизнесу.

Казалось бы, ситуацию в авиации должны были спасти ставшие впоследствии легендарными бомбардировщики «Илья Муромец». «Вот о чем говорит статистика: в Германии за годы войны было произведено 47,3 тыс. самолетов. Во Франции, законодательнице авиационной моды, — более 52 тыс. В Англии — 47 тыс. Даже в Италии — 12 тыс. А в России — 3,5 тыс. Самолетов „Илья Муромец“ — всего 80 штук, из них летали 40, один был сбит, а еще один, прошу прощения, сам развалился. Причем самолеты были отнюдь не так плохи, как может показаться. Просто не было специалистов, способных их обслуживать», — подводит печальные итоги модернизации в авиации Владимир Прохорович.

Но самую большую проблему модернизации Булдаков видит в транспортной системе. Конечно, многим известны факты, что до Первой мировой войны Россия занимала второе место в мире по протяженности железных дорог. «Правда, от Америки мы по протяженности отставали раз в пять, — замечает лектор. — А по протяженности колеи на душу населения Россия находилась на последнем месте в Европе. Фактически, во время войны эта транспортная система не выдержала напряжения. И дело не только в насыщенности потоков, но и в банальной нехватке паровозов. Американские паровозы, которые Россия начала закупать еще в начале войны, оказались слишком нежными для наших дорог. К тому же оказалось, что с паровозами хорошо бы завозить и машинистов».

Конечно, были и успехи. Например, российская промышленность преуспела в производстве удушливых газов, внимание на которые правительство обратило из-за недостатка огнестрельного оружия. Причем даже военные того времени признавали, что российские газовые снаряды лучше немецких. Это дало хороший толчок развитию химической промышленности. Но, как отмечает Владимир Прохорович, произошел этот прорыв, по сути, благодаря одному человеку — инженеру Ипатьеву. Положительные тенденции наметились в производстве оптических приборов. И хотя наша оптика всё же не могла конкурировать с немецкой, начало ее развитию было положено именно в те годы.

---

- но вообще-то российский химпром даже в 1917 был совершенно несравним по масштабам и с Германией, и с Антантой. Снаряды может и были лучше, не знаю, но с ними та же история, что и с "Муромцами".
Однозначно гордиться можно только противогазами.

Татьяна Леонтьева, докт. ист. наук, декан исторического факультета и завкафедрой отечественной истории Тверского государственного университета, тоже обратилась к теме Первой мировой, затронув проблемы православного духовенства в то время. И в начале века, и теперь церковь обвиняют в том, что в Первую мировую войну она не смогла мобилизовать народ, противостоять безбожию и т.д. По мнению лектора, именно близость православной церкви к власти сыграла против церкви: всё недовольство руководством страны, все пороки империи переносились на духовенство. При этом и сама церковь пришла к войне с целым шлейфом проблем: бедность представителей низшего духовенства, утрата статуса и престижа церкви и т.д. Ситуация усугублялась тем, что сами члены Синода были разделены скандалами вокруг Распутина.

В Русско-японской войне военное духовенство проявило себя так, что в Синоде даже поднимали вопрос о целесообразности содержания такого ведомства. Реформировать военное духовенство взялся отец Георгий (Георгий Иванович Шавельский, ставший протопресвитером военного и морского духовенства в 1911 году). Он полагал, что утешительная роль священнослужителя в тылу, а тем более на фронте себя исчерпала: фронту, на его взгляд, требовались активные функционеры, и священник должен был стать правой рукой командира. Одной из самых важных обязанностей полкового священника Шавельский называл борьбу с сектантством (с 1905 года, после принятия закона о веротерпимости, из православия в секты ежегодно уходило порядка 10 тыс. человек), следом шла антиалкогольная пропаганда, а затем — контроль за политическими воззрениями солдат и офицеров. Татьяна Геннадьевна отмечает, что в итоге, пожалуй, только военное духовенство выработало единую стратегию поведения в надвигающейся войне.

Через месяц после мобилизации духовенства Шавельский провел ревизию… Оказалось, что на фронт отправили в первую очередь тех, кто мешал в епархиях: скандалистов, пьяниц и даже священников, отстраненных от служения. Шавельский писал дерзкие письма в епархии, доказывая, что армия не штрафной батальон и не дом престарелых.

И всё же в первые месяцы войны и в тылу, и на фронте авторитет церкви рос. Это была война, где применялось новое оружие, новые техники боя — солдаты нуждались в моральной поддержке и обращались к священникам как к соратникам, как к утешителям. Народ, напуганный войной, тоже отправился в храмы. Но постепенно потери и неудачи на фронте, голод и прочие неурядицы сказались и на отношении к священнослужителям, которые воспринимались в армии как представители власти. Участились случаи богохульства и даже святотатства. «Большевики расправились уже с ослабленной и разложившейся организацией», — подытожила этот непростой период Леонтьева.

 

небывалый в России рост
фальшивомонетничества возник с началом Первой
мировой войны в 1914 году. В ходе военных
действий официальный размен кредитных билетов на
золото был временно приостановлен. Народ начал
тотальную охоту сначала за золотыми червонцами, а
когда они совсем исчезли, принялся выгребать из
оборота серебряную, а затем и медную монету.
Металл хоть чего-то стоил, бумага же служила только в
качестве обертки. В итоге уже к 1915 году все монеты
из обращения исчезли. Всюду ходили только
бумажные ассигнации.

Совет министров ничего лучшего не придумал,
как начать выпуск бумажной мелкой монеты.
Причем не русских копеек, а марок достоинством от 1 до
20 копеек. С бумажных прямоугольников в глаза
народу заглядывали лучшие представители дома
Романовых. Вскоре к маркам добавились и копейки
номиналом от 1 до 50. Понятно, что защите такой
мелочи много внимания уделять не стали: разве заставишь
рьяного преступника тратить время на подделку
такой мелочевки? Никому из членов правительства
и в голову не приходило, что вскоре о выпуске
бумажных копеек и марок им придется горько
пожалеть. Не только представители мира преступности,
но и простой народ взялся за дело со всей
серьезностью.
В течение последующих двух лет на
Петербургскую Испытательную станцию экспедиции
заготовления государственных бумаг стали поступать тугие
мешки с самопальными марками и копейками.
Специалисты-денежники приходили в ужас: такой
грубой подделки видеть им никогда не приходилось.
Даже моментальным взглядом можно было
определить, что у многих марок положенного количества
зубцов по краям не хватало. Изображения Николая I
и Александра I на марках 15- и 20-копеечного
достоинства были «лишены» царской чистоты, а то и
вовсе лица проглядывались, словно из тумана. Иногда
угадать в ликах царей, кто из них есть кто, и вовсе не
представлялось возможным.

В Питере злоумышленники с легкостью
штамповали желто-синие прямоугольники достоинством 50
копеек. Штамповали, не обременяя себя трудом
достать бумагу с водяными знаками. Как с неба
посыпались подделки, на которых герб нисколько не
походил на настоящий. Попадалось много «монет», в
надписях которых допускались грубые
грамматические ошибки. Слово «серебряный» писалось с двумя
буквами «н», Николай через «а». Не стоило
привлекать к расследованиям узких специалистов, чтобы
сделать ужасающий вывод: подделкой бумажных
копеек и марок занимались люди безграмотные, а
первые обыски показали, что деньги печатались не
только в подпольных цехах, но и в приусадебных
сараях и в собственных квартирах.
Сдержать вал преступлений, да еще в период
далеко не победоносной войны,
следственно-карательный аппарат был не в силах. Обладателей
поддельных купюр в управления приводили «пачками»,
но фальшивых копеек и марок меньше не
становилось. Печатание денег как в подпольных, так и в
специальных типографиях приносило
фальшивомонетчикам баснословную прибыль. Себестоимость
огромного листа, на котором печаталась сотня марок
10-, 15- или 20-копеечного достоинства, обходилась
всего в 6 копеек.

 

Брусилов А. А. в своих воспоминаниях писал, что за пять лет нахождения Сухомлинова на посту военного министра[12] мобилизация прошла успешно, принимая во внимание плохо развитую сеть железных дорог и большие расстояния, по которым было перевезено более 3 500 эшелонов, однако вопрос об огнестрельных припасах не был решен.

Вопрос о недостатке принятой в армии нормы снарядов на орудие обсуждался в Главном управлении Генерального штаба в 1912 году. В армиях западных государств была установлена норма в 2000 — 3000 снарядов на орудие. Было решено в русской армии установить норму в 2000 снарядов на орудие. Однако, представители Главного артиллерийского управления указали, что в японскую войну в среднем в течение боя одно орудие выпускало до 500 выстрелов и что норма в 1000 выстрелов на орудие достаточна. Окончательная норма в 1500 выстрелов на орудие была утверждена Военным министром. В 1913 году был выделен кредит на изготовление снарядов по новой норме. Однако к началу войны пополнить запас не удалось, и армия Российской империи начала войну имея по 850 выстрелов на орудие[13].

 

Итого по снарядам мы по самым оптимистичным оценкам к концу войны отставали бы от немцев 2,3 раза, от англичан и французов в 1,5 раза, австрийское производство превзошли бы почти в 2 раза. Но опять же стоит учесть - что у нас тяжелые снаряды это 1/5 от общего их числа, а у немцев и англичан почти половина. Похожие пропорции только у французов - каждый 4-й снаряд.

 

Хотя планы, как многие понимают, далеко не всегда реализуются в полной степени, и существует значительное число ограничителей. Так например в упоминаемых в своем посте ув. М.Барабановом aka Exeter книгах (сборник документов ВПК или «очерки военной промышленности» Михайлова), данные из которого использует, есть примеры того, что строительство, а точнее запуск, некоторых масштабных заводов, упоминаемых им, лимитировались острым дефицитом рабочих, особенно квалифицированных («строить завод с еще большей производительностью затруднительно ввиду невозможности найти внутри России сильно развитой промышленный центр, который мог бы дать 15-20 тыс. рабочих… в том числе большое количество специальных (слесари, токари), которых требуется до 3000 человек»), либо же например что производство снарядов лимитировалось производством металлов, из-за чего ЕМНИП та же организация Ванкова вышла на максимум производства в декабре 1916 года и более увеличивать производства снарядов не могла («при благоприятных условиях, всмысле снабжения металлами, производительность этой организации продолжала бы прогрессивно возрастать и легко могла бы достигнуть 1 млн. шт. в месяц и более. Ввиду же недостатка металлов работу пришлось искусственно сокращать, и в ноябре производительность заводов была ограничена до 700 тыс. гранат в месяц»). Также достаточно спорно производство автоматов Федорова на Сестрорецком заводе в количестве 50 штук в сутки начиная с лета 1917 года – в первую половину 17 года развал в военпроме еще не так сильно проявил себя, но тем не менее до производства автоматов было весьма далеко. Не учел я и более чем реальную возможность срыва сроков строительства заводов – так например сроки строительства царицынских заводов срывались неоднократно. В общем, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги» ©.

 

Насчёт срывов плановых сроков стоит вспомнить и полный факап с АМО, будущим АЗЛК.

По пулеметам - цифры на 1917 год даны с учетом производства первого полугодия 17-го года, на 1918 год с учетом пуска производства Мадсенов в Коврове - 4000 пулеметов в первом полугодии и по 1 тыс. пулеметов в месяц во втором - всего 10 тыс. пулеметов. По факту по пулеметам к концу войны мы лишь чуть обогнали австро-венгерскую армию, значительно меньшей численности, и в 4-6 раз уступали немцам и англо-французам, по планам с учетом того взрывного роста производства пулеметов в других странах, даже с учетом производства автоматов Федорова, мы лишь немного бы сократили разрыв по сравнению с французами (до 3-х кратного) и в два раза превзошли бы австро-венгерскую армию - от британцев и немцев мы все равно отставали бы в 4 раза, при меньшей численности их действующих армий.

 

ТАБЛ. 2. Даже если посмотреть ситуацию с учетом плановых показателей для России 1917-18 гг., то за исключением винтовок - по которым похоже был бы достигнут предел насыщения (больше их банально не нужно), отставание увы не уменьшилось, а по пулеметам так даже и увеличилось. Впрочем отдельно акцентирую внимание на том, что это цифры производства, а не поступления в армию. С учетом зарубежных поставок пулеметов и артиллерии реально процент насыщения русских войск на фронте техникой был бы выше - и хотя по пулеметам мы бы все равно сильно отставали от от всех, то по артиллерии бы вероятно приблизились к французам (хотя качественно бы их не догнали, у них процент тяжелой артиллерии к концу войны достигал 75%, а у нас вероятно в лучшем случае достиг бы 50%).

 

И это всё, подчёркиваю, по плановым показателям. В потрясающе оптимистическом предположении, что планы были бы выполнены и вообще могли быть выполнены, с резким ростом в 1917-18. Тогда как:

Впрочем 1918 год согласно плановых цифр очень большой прирост по всем показателям, а например у австрийцев 1918 год уже сокращение производства - по пулеметам и артиллерии в частности.

 

С чего бы у нас было не как у австрийцев - бааальшой вопрос.

В годы ПМВ в России действительно был совершен громаднейший скачок – однако если сравнивать его с ситуацией в других странах, то мы мягко говоря не выбивались
Величина скачка скорее определялась изменением самого характера войны, которая стала тотальной – «громаднейшие скачки» были совершены во всех странах-основных участниках войны. И наше отставание нисколько не сокращалось – даже с учетом сопоставления запланированных показателей и факта других стран на 1918 год. При этом аналогичного прироста мы достигали при более низкой базе и в основном за счет более легкой технологически продукции – за счет винтовок, легкой артиллерии и боеприпасов для нее. По производству тех же пулеметов мы увы даже близко не показали тех темпов прироста, что и наши конкуренты. И я уж молчу про такие высокотехнологичные виды производства, как авиация и автомобилестроение. Слабым местом было отсутствие у нас промышленной базы – развитой тяжелой промышленности.

Именно это было учтено советской властью и ей была создана в 30-е годы именно промышленная база для того, чтобы таких «громаднейших» скачков в ВОВ не пришлось делать. В итоге в ВОВ такого отставания от наших союзников и конкурентов (за исключением наверное Соединенных штатов) все же не было – хотя мы безусловно часто проигрывали в качестве, где-то в количестве – но основными видами вооружения себя в основном обеспечивали (за исключением автомобилей) и не отставали от других стран в разы и десятки раз.

 

Штрих к эпохе:

Когда Адамович спросил брата, командира лейб-гвардии Кексгольмского полка, приехавшего с фронта в 1916 году, чем, по его мнению, кончится война, тот (под впечатлением от солдатских настроений) ответил: «Кончится тем, что всех нас будут вешать»

 

И это, заметьте, 1916-й.

Любопытная версия возникает - почему и зачем Антанта поддержала Февраль. Не просто так, а вполне прагматически - с целью получить США в союзники в европейской войне, чудовищно затратной, затянувшейся и всё еще с неопределённым результатом.
"Теперь все страны в составе Антанты были демократическими, а противниками были империи. Такую войну президент Вильсон поддержать мог. «Мир должен стать безопасным для демократии!»"
(ну... на самом деле Британская империя вообще-то тоже была империей, да и Германская была на деле изрядно демократической - только кого это будет волновать?)

Это, конечно, только версия, причём пока крайне сырая - непонятно, насколько смена формата власти в России повлияла на американское решение о вступлении в войну, и даже если повлияло - насколько это было или могло бы известно загодя, так, чтобы англичане с французами исходя из этого строили свои планы, да еще такие далекоидущие (и оправдавшиеся, что совсем уж редкость). Конечно, более вероятно, что они просто боялись (хотя и напрасно) сепаратного мира Николая с кузеном Вилли.

К настоящему времени в результате двух мировых войн практически полностью доступны архивные комплексы внешнеполитических ведомств России, Германии, Австрии, Турции, Франции, Японии, а также США и в большой степени Великобритании. Как известно, хронологически первыми были введены в оборот документы МИД Российской империи, и публикация секретных договоров царского правительства, осуществленная по решению II съезда Советов Н.Г. Маркиным, убедительно показала захватнический характер мировой войны[3]. Впоследствии многотомные издания архивов дипломатических ведомств воевавших государств полностью подтвердили этот вывод и для Антанты, и для Германии и ее союзников: Первая мировая война действительно велась ее участниками ради захвата и раздела чужих территорий.

Строго говоря, в советской историографии по понятным причинам принято было делать исключение для Бельгии и Сербии[4].

 

Но это еще не все. Для суждений о причинах участия России в Первой мировой войне принципиальное значение имеет еще один архивный комплекс – документы Министерства финансов Российской империи. Изучение этих документов, начавшееся вскоре после революции, имело своим результатом классические труды Б.А. Романова и его ученика Б.В. Ананьича, показавшие прямую зависимость внешней политики России от кредитов, полученных царским правительством преимущественно в начале XX в. от Франции. Исследования убедительно показали, что займы лишь отчасти использовались для переоснащения армии и флота, преимущественно же были потрачены впустую - на сомнительные авантюры в Манчжурии, на борьбу против революционного движения и поддержку «черной сотни», на содержание разросшейся императорской фамилии, на помощь привилегированному сословию – дворянству, да и попросту разворованы. Но именно опираясь на займы и связанные с ними финансовые обязательства, Англия и Франция заставили Россию «платить по счету» и погнать миллионы своих подданных на убой[6]. Получается парадоксальная ситуация: это не Ленин и большевики были платными агентами германского империализма (что не доказано никогда, нигде и никем) [7] – напротив, это царское правительство оказалось в роли платных агентов англо-французских империалистов, что надежно засвидетельствовано подлинными и достоверными документами!

 

(ну положим ситуация что для российской, что для мировой истории совершенно не новая - весь восемнадцатый век заполнен "субсидиями" или как они там назывались одних стран другим и их политикам (даже не обязательно монархам), которые приходилось отрабатывать внешней политикой вплоть до войн).

Доступные ныне архивы внешнеполитических ведомств позволяют также убедительно опровергнуть версию о якобы утраченных Россией геополитических возможностях из-за «преждевременного выхода» из войны. (Утверждается, в частности, что не заключи большевики Брестский мир с Германией, Россия получила бы Константинополь и проливы). Между тем, документы британского «Форин офис» наглядно показывают, как Англия при разделе Османской империи использовала ослабление своей же союзницы Франции в ходе боевых действий, чтобы за ее счет увеличить свою долю[8]. Нетрудно представить себе, что получила бы от Англии и Франции Россия, с ее колоссальными потерями и неизбежной утратой обороноспособности в случае «войны до победного конца».