Также достаточно сложно сравнить инвестиционные доходы в Российской империи и других государствах. Следует отметить, например, что отдача по ценным бумагам в Германии в 1883–1912 гг. оценивалась в 8,3 % при значении показателя для государственных и корпорационных облигаций данного периода только на уровне 3,29 и 3,65 % соответственно. Отдача в США по ценным бумагам была оценена в 5,39 % в 1880–1889 гг. и 6,8 % – в 1900–1913 гг. [9]. Ежегодный средний доход в табл. 7 показывает, что российские ценные бумаги были достаточно конкурентоспособными по сравнению с этими примерами.
Рис. 10 иллюстрирует поведение составного индекса акций промышленных компаний и коммерческих банков, который находился на уровне 212,6 руб. в январе 1910 г., достигая пика в августе 1912 г. на
отметке 293,3 руб. и заканчивая данный период в июле 1914 г. на уровне 244,7 руб. (на 15 июля). При этом в декабре 1911 г. индекс опустился до уровня 243 руб., что в очередной раз подтверждает присутствие пессимистичных настроений на рынке в преддверии закрытия фондового рынка.
Необходимо отметить, что в соответствии с рис. 8 цены акций коммерческих банков оставались более стабильными по сравнению с ценными бумагами промышленных компаний, которые опустились до минимума в 212 руб. в декабре 1911 г.
Учитывая большую численность населения России, лишь исключительно низкие показатели в расчете на душу населения помешали бы ей стать одной из ведущих экономических держав мира. В 1861 г. объем производства в России составлял примерно половину американского, 80% объема производства в Великобритании и Германии и лишь ненамного отставал от французского. В 1913 г. по этому показателю Россия почти сравнялась с Англией, значительно превзошла Францию, в два раза обогнала Австро-Венгрию и удержала позиции на уровне примерно 80% объема производства в Германии. Единственный случай нарастания сравнительного отставания на протяжении этого периода наблюдался относительно США, где экономика быстро росла между 1861 и 1913 гг. (Рисунок 2).
Относительная отсталость экономики России очевидна, если обратиться к показателям, рассчитанным на душу населения (Рисунок 3). В 1861 г. Российская империя имела доход на душу населения, составлявший 50% немецкого и французского, одну пятую английского и 15% американского. К 1913 г. относительная позиция Российской империи ухудшилась из-за быстрого роста населения и сравнительно низких темпов роста объема производства между 1861 и 1880-ми гг. Производство на душу населения в России в 1913 г. составляло 40% от французского и немецкого, все те же 20% английского и одну десятую американского. Среди крупнейших экономик мира, для которых имеются данные, в 1913 г. по доходу на душу населения Россия превосходила только Японию и сильно отставала от Испании, Италии и Австро-Венгрии.
Внушительные объемы производства зерна в России не были следствием высокого объема производства в расчете на одного работника. Три четверти рабочей силы были заняты в сельском хозяйстве, но производство зерна на душу населения в 1861 г. было намного ниже, чем во Франции, Германии и Соединенных Штатах, а в 1913 г. — ниже, чем в Германии и в США16. Однако в сельском хозяйстве положение России по показателям на душу населения было относительно более благоприятным, чем в промышленности. Производство зерна на душу населения в России в 1861 и 1913 гг. почти равнялось австро-венгерскому, тогда как производство промышленной продукции на душу населения составляло в 1913 г. 50% от уровня производства в Австро-Венгрии. Тот факт, что Россия обладала сравнительными преимуществами в сельском хозяйстве, иллюстрируется ее успехами в сельскохозяйственном экспорте.
Высокий (по международным стандартам) темп роста совокупного продукта в России был следствием быстрого роста населения, а значит, и рабочей силы. Тем не менее, даже по показателям на душу населения и на одного работника (столбцы D и Е), экономический рост в России тоже соответствовал мировому уровню. По темпу роста на душу населения на протяжении «среднего» периода (1,65%) Российская империя превосходила все страны, кроме Бельгии, Норвегии, Швеции, США и Дании. По данным Мэдиссона, в период с 1870 г. по 1913 г. среднегодовой темп прироста объема производства на душу населения в странах Запада составлял 1,6%, будучи равен российскому.
Определенные признаки «азиатского» пути видны как в «ранних», так и в «поздних» показателях России. В «ранний» период (1885-1889 гг.) по уровню чистых капиталовложений Россия (7,8%) уступала только Германии, США и Австралии, странам с гораздо более высоким доходом на душу населения. Другой экономикой, явно развивавшейся по «азиатскому» пути, была японская, где уровень чистых инвестиций был примерно равен российскому, несмотря на более низкий доход на душу населения. Однако в Японии часть (15%) чистых капиталовложений была профинансирована за счет иностранных средств, тогда как в России на протяжении всего раннего периода инвестиции финансировались за счет внутренних сбережений.
«Азиатские» черты раннего периода стали еще более заметными накануне Первой мировой войны. Уровень капиталовложений в России теперь уступал только германскому и был примерно равен американскому. Однако по уровню внутренних сбережений Россию превосходили сразу несколько стран, так как к позднему периоду она стала крупнейшим международным заемщиком. На протяжении начального периода (в годы подготовки к введению золотого стандарта) Россия полностью финансировала капиталовложения за счет внутренних сбережений. К концу периода внутренние инвестиции начали финансироваться и из внутренних, и из иностранных источников.
Сельское хозяйство России столетиями развивалось экстенсивно32. Российский «фронтир», экспансия в малонаселенные районы на периферии, а позднее экспансия вдоль железных дорог были основными источниками увеличения объема аграрного производства. Даже Центрально-Черноземный район считался относительно неразвитой сельскохозяйственной зоной, где в начале XIX в. поощрялся быстрый рост населения. Развитие сельского хозяйства в Российской империи шло по типичному образцу «экономики фронтира» («frontier economy» — «пограничной» экономики). Россия могла расширять обрабатываемые земли, раздвигая свои границы. По мере того как открывались новые области, старые сельскохозяйственные районы приходили в упадок. Сторонники аграрного кризиса ничего не говорят о его существовании в районах сельскохозяйственного фронтира. Институциональные преграды рациональному ведению хозяйства там были меньше. Например, Западная Сибирь развивалась главным образом на основе свободного землевладения. Долговременное ухудшение жизненного уровня российского крестьянства, особенно на фоне значительного прогресса сельского хозяйства в других странах, является редким историческим феноменом. Содержательно аграрный кризис характеризуется действительным падением крестьянских доходов на протяжении тридцатилетнего периода, вызванным глубокими долговременными причинами. Более того, аграрный кризис в России проявился в то самое время, когда начало приносить свои плоды железнодорожное строительство, снижались транспортные расходы, технологический прогресс в мировом сельском хозяйстве был быстрым, а российское сельское хозяйство интегрировалось в международный рынок. Именно в этот период Россия и США превратились в крупнейших поставщиков зерна остальному миру33.
Гершенкрон полагал, что власти хотели, чтобы община продолжала выполнять полицейские и налоговые функции, а дворянство было заинтересовано в дешевой рабочей силе, которую должны были гарантировать недостаточные земельные наделы в общине. Сохранение общинного хозяйства, по мнению Гершенкрона, исключало западноевропейский путь развития сельского хозяйства. Ограничительные правила общины не поощряли повышения производительности труда. Если крестьянская семья вносила какие-либо улучшения в обработку надела, она теряла их результаты в очередном переделе общинной земли. Коллективная ответственность за выплату налогов создавала крайне острую «проблему безбилетников» («free riders»). Более трудолюбивые крестьянские семьи, теоретически, должны были оплачивать долги остальных.
Наиболее всестороннее исследование сельскохозяйственного производства в России в 1861-1913 гг. было выполнено Раймондом Голдсмитом в 1961 г.38 Он использовал данные по 50 губерниям Европейской России, поэтому вне его внимания остались быстро развивающиеся периферийные районы. Кроме того, временные ряды Голдсмита относились к валовой, а не к чистой продукции39. Поэтому данные Голдсмита представляют консервативную оценку объема аграрного производства в России. Они обнаруживают (Таблица 5), что этот показатель в расчете на душу населения, по-видимому, не увеличивался с начала 1870-х гг. до начала 1880-х, но заметно вырос в период с начала индустриальной эры в 1880-е гг. до 1905 г.
Результаты, полученные автором, подтверждают вывод Голдсмита о росте сельскохозяйственного производства в расчете на душу населения на протяжении двух десятилетий, предшествовавших 1905 г. С 1883 г. по 1901 г. объем сельскохозяйственного выпуска увеличивался на 2,55% ежегодно — этот темп вдвое превосходил темп прироста населения (1,3%).
Имеющиеся статистические ряды данных об объеме сельскохозяйственного производства показывают, что в России в период с 1880 г. по 1905 г. оно росло быстрее, чем сельское население. Наблюдался как общий рост объема продукции аграрного сектора (около 2,5% в год), так и его рост в расчете на душу населения (около 1% в год). Имеющиеся временные ряды объема производства сельскохозяйственной продукции более чем за 20 лет свидетельствуют о достаточно значительном росте производства на душу населения. Если данная картина вызвана завышением показателей, маскирующим подлинное снижение производства на душу населения, это завышение должно быть поистине огромным.
Сомнительно, что российское правительство обладало в сельской местности властью, достаточной для того, чтобы заставить крестьян принудительно расставаться с произведенной ими продукцией. Свидетельства о налоговой задолженности показывают, что крестьяне весьма вольно относились к прямым налоговым обязательствам. «Фиксированные» налоговые платежи положительно коррелировали с сельскохозяйственными доходами. Когда урожаи были хорошими и цены высокими, крестьяне платили налоги. Когда же урожаи были плохими и цены низкими, они их не платили46.
Трудно представить, чтобы крестьянская община продавала зерно перед лицом голода с целью выплатить налоги. Опора государства на косвенные налоги поддерживает предположение о том, что прямыми налогами невозможно было заставить крестьян продавать зерно против их собственного желания.
В Таблице 9 приводятся данные о количестве пищевого зерна, потребленного в аграрных хозяйствах. Между 1885-1889 и 1897-1901 гг. количество зерна, оставленного сельским населением для собственного потребления, в постоянных ценах выросло на 51%, тогда как собственно сельское население увеличилось на 17%. Потребление зерна в аграрных хозяйствах росло в три раза быстрее, чем сельское население.
Данные Струмилина касаются средних заработков наемных сельскохозяйственных работников по 50 губерниям Европейской России. После корректировки на темпы инфляции он обнаружил, что реальная средняя поденная оплата труда сельскохозяйственного рабочего выросла на 14% между 1885-1887 и 1903-1905 гг. Мы снова не находим доказательств спада, охватившего все сельское хозяйство страны. Струмилин, видный работник Госплана, вряд ли был заинтересован в получении именно такого результата.