История Европейского социума

Iva> один из взглядов на вопрос, близкий к Броделю. !974 года.
Iva> первый том 1450-1640 года

прочел 70 страниц.

1. Черная смерть и Европа в районе 1300-1350 годов. Либо после 1974 накопали и написали много чего, либо автор (которого некоторые обвиняли в марксизме, как он пишет в предисловии) мальтузианства на дух не приемлет и старается замазать соответствие процесса мальтузианству.

2. Автор рассматривает раздробленность Европы как ее очень серьезное преимущество по сравнению с Китаем. Именно не способность Европы консолидировать ресурсы на одной-двух задачах (например противостояние туркам) привело к развитию и решению других задач, которые обеспечили стремительное развитие Европы. В частности огнестрельное оружие. В Китае опасаясь внутренних мятежей - развитие оружия ограничивали.

Iva> прочел 70 страниц.

история цен на зерно в Европе

Если свести воедино два недавних обзора цен на хлеб, то получится следующая картина:
1160-1260 — быстрый рост цен;
1260-1310 (1330,1380) — неизменно высокие цены;
1310 (1330,1380) — 1480 — последовательное падение;
1480-1620 (1650) — высокие цены;
1620 (1650) — 1734 (1755) — рецессия;
1734 (1755) — 1817 — рост цен.

 

источники
6 Косминский. Проблемы английского феодализма и историографии средних веков,
242; Slicker van Bath, В. Н. Britain and the Netherlands, p. 150.
7 Cm. Chaunu, Pierre. Séville et l’Atlantique (1504-1650), 8 (2): La Conjoncture (1504-
1592). Paris: S.E.V.P.E.N., 1959,14-25.

стр 80.

Iva>> прочел 70 страниц.
Iva> история цен на зерно в Европе

и если говорить о рост-падении населения то рост цен указывает на рост населения, падение - на падение населения.

Это в доиндустриальную-дожелезнодорожную эпоху.

поэтому по этой таблице можно следить за ростом-падением населения в Европе, что подтверждается другими источниками. И впрямую и косвенно.

Iva>> история цен на зерно в Европе

Это процесс замечательно проиллюстрирован в таблице, составленной
на основании данных Слихер ван Бата.[48] В ней приводится выраженная в килограммах
пшеницы реальная годовая заработная плата английского плотника,
которому платили посуточно.

Таблица i. Реальная заработная плата английского плотника*
1251-1300 81,0
1300-1350 94.6
1351-1400 121,8
1401-1450 155,1
1451-1500 143,5
1501-1550 122,4
1551-1600 83,0
1601-1650 48,3
1651-1700 74.1
1701-1750 94.6
1751-1800 79.6
1800-1850 94.6

Из этой таблицы следуют три вывода. (i) Поразительно, но реальные
заработные платы английского плотника в 1850 и 1251 годах существенно не
отличаются. (2) Высшее значение индекса (155,1) непосредственно предшествовало
«долгому» XVI веку, а самое нижнее (48,3) знаменовало его окончание.
(3) В течение XVI века индекс заработной платы пережил колоссальное падение,
и этот факт оказывается еще более красноречивым, если вспомнить, что
в 1601-1650 годах по европейским меркам городских заработков заработные
платы в Англии были далеко не самыми низкими.

стр. 93

48 Slicher van Bath. Agrarian History, Table I, p. 327.

Iva>>> история цен на зерно в Европе

Во избежание путаницы в понятиях следует назвать эту форму «крепостного
права» «принудительным трудом на рынок» («coerced cash-crop labor»),
несмотря на все несовершенство и громоздкость этого термина.
«Принудительный труд на рынок» — это система контроля над сельскохозяйственным
трудом, при которой крестьяне на правовом основании, навязанном
государством, должны, по меньшей мере, часть своего рабочего времени
трудиться в пользу крупного хозяйства, производящего ту или иную продукцию
для продажи на мировом рынке.

 

стр 107.
Это про Латинскую Америку и южные штаты США, но что-то еще это мне напоминает.

Iva>>>> история цен на зерно в Европе
Iva> стр 107.
Iva> Это про Латинскую Америку и южные штаты США, но что-то еще это мне напоминает.

«За исключением зачаточных и временных явлений, [в Испанской Америке]
создание и формирование каст — групп, постоянно подчиненных другим группам,
— так и не было официально санкционировано. Официальное законодательство,
регулировавшее персональный труд индейцев, никогда полностью не примет
сложившуюся судебную практик у неравенства перед законом белых, индейцев и
метисов...
Именно благодаря своей осторожности и склонности к околоправовым
ухищрениям эксплуататорский класс Латинской Америки (землевладельцы и
связанная с ними бюрократия) приобрел такие черты, как моральная безответственность,
склонность к грабежу и бесчеловечному насилию, неизвестные там,
где сложились аристократические группы, чье привилегированное экономическое
положение твердо поддерживалось государством, как это было в Германии, Франции
и Италии.
В качестве доказательства можно привести тот факт, что после разрешения ввоза
чернокожих рабов на атлантическое побережье или в Новую Гранаду для рудников
Антиохии и сельскохозяйственных работ в регионе Рио Каука* отеческое отношение
хозяев к неграм было значительно менее жестоким, аморальным или варварским, чем
то, которое ранее испытали на себе индейские племена, приписанные к энкомьендам.
Закон гарантировал рабовладельцу привилегированное положение, а осознание
стабильности системы рабовладения давало ему определенное чувство ответственности,
которого не было у держателей энкомьенд перед подчиненными им индейцами»
(Guillén. Raîz у futuro, p. 81).

Прим стр 118

Опять что-то где-то мне напоминает

127 Витольд Куля четко формулирует эту теоретическую дилемму: «Если основная
ответственность по „воспроизводству“ поголовья, т. е. забота о скоте, возлагается
на крепостных, то это создает для скотоводства худшие условия из всех возможных,
ведь животные в большей степени являются источником дохода для сеньора, чем для
крестьянина. Отсюда и постоянная головная боль любого управляющего поместьем —
небрежное отношение крестьян к скотине. В годы неурожаев, особенно в годы чрезмерных
дождей, крестьянин стоит перед выбором: кормить животных или кормиться
самому? Решение можно с легкостью предсказать. В конечном итоге из-за низкого приплода
рогатого скота возникала необходимость в больших стадах, что еще более увеличило
трудности с обеспечением запасов фуража» (Kula. Théorie économique du système
féodal: Pour un modèle de l’économie polonaise, i6e- i8 e siècles. Paris: Mouton, 1970,31-32). Это
не просто соображения теоретического характера — Эммануэль Ле Руа Ладюри показывает,
что именно так происходило в Лангедоке в 1515-1530 годах (Le Roi Ladury. Les
paysans de Languedoc. Paris: S.E.V.P.E.N., 19 6 6 ,1, 323).

Прим стр 121

Iva>>

131 См. следующее сравнение Европы 1600 года с Европой 1500 года: «Прежде
всего, сельскохозяйственный сектор — по-прежнему основной вид экономической деятельности
— был способен прокормить значительно больше людей и сделать это лучше,
чем в 1500 году; торговля с заморскими мирами; текстильная промышленность, значительно
более мощная по сравнению с 1500 годом; та же картина в горном деле и
металлургии» (Майю. Le XVI siècle européen, p. 257).

Прим стр 122

Периферия (Восточная Европа и Испанская Америка) использовала
принудительный труд (рабство и принудительный труд на рынок). Центр, как
мы увидим в дальнейшем, все больше и больше использовал свободный труд.
На полупериферии (бывшие центральные зоны, двигавшиеся в направлении
периферийных структур) развивалась промежуточная форма хозяйствования
— испольщина, которая широко распространяется в качестве альтернативы
первым двум типам труда. Конечно, испольщина была известна и в
других зонах мира-экономики, но только в полупериферийной зоне в рассматриваемую
эпоху она выходит на первый план. Меццадрия* в Италии и фаьиери** в Провансе были известны
уже начиная с XIII века, метейяж*** в южной Франции был повсеместно распространен с XIV века. В X IV -XV веках,
по мере нарастания трудностей у сеньоров, они все чаще прибегали к этой
форме отношений с крестьянами, сдавая свои поместья в аренду не целиком,
а небольшими участками, способными прокормить одну семью, а не целую
деревню. Дюби отмечает, что к середине XV века «в Западной Европе исчезли
даже те крупные зерновые хозяйства, которые все еще могли продолжать свое
существование...» Он называет это обстоятельство «одной из фундаментальных
трансформаций сельской жизни...»132

стр 123

Iva>>

про огораживания в Англии
134 «Начиная с конца 1520-х годов арендаторы, доселе никак не реагировавшие
на огораживания, начали выступать с осуждениями тех, кто огораживал землю для
пастбищ, тем самым удерживая огораживателей от приобретения новых территорий,
необходимых для нужд растущего населения. Нередко этот гнев находил выплеск через
правовые механизмы, но все очевиднее становилось, что дело кончится неповиновением
закону и насильственным прекращением огораживаний» (Blanchard. Economic
History Review, XXIII, p. 440).

Прим стр 124

И еще
151 См. Slicker van Bath. A.A.G.B., No. 12, 164-168. Питер Дж. Боуден: «Именно
большая доходность производства шерсти в сравнении с производством зерна является
основной причиной распространения овцеводства в середине XV — середине XVI
веков, в особенности в Англии...
Цены на шерсть росли по мере увеличения производства и экспорта тканей. Если
брать за основу десятилетие с 1451 по 1460 годы, то к 1541-1550 годам цена на домотканую
шерсть примерно удвоилась. Зерновые цены в конце XV века оставались сравнительно
стабильными и не демонстрировали заметных тенденций роста до 1520-х годов, когда началось
общее повышение цен» (Bowden. The Wool Trade in Tudor and Stuart England. New
York: Macmillan, 1962, 4-5).
152 «Однако к середине XVI века необходимость в переходе от зерна к шерсти
начала ослабевать. Земли становилось все меньше, а количество рабочих рук увеличивалось.
Стоимость хлеба начала расти с 1520-х годов, удвоившись в 1540-х годах на фоне
общего резкого роста цен. Затем, в 1557 году, для английских тканей резко сократился
иностранный рынок, и цены на шерсть упали*» (Bowden, ibid., p. 5).
См. у Питера Рэмси: «По весьма общей оценке, примерно до 1550 года [в Англии]
могло быть выгодным превращать пашню в пастбище, поскольку это давало экономию
трудозатрат. Именно этот временной предел подтверждают более ранние источники. Однако
после 1570 года, возможно, стало более прибыльным вновь делать из пастбищ пашню,
поскольку даже рост стоимости труда не привел к значительному уменьшению растущих
прибылей от торговли хлебом» (Ramsey. Tudor Economic Problems. London: Gollanc, 1968,25).

Прим стр 130

Iva>>>


Почему же испольщина, а не аренда, с одной стороны, или принудительный
труд на рынок, с другой? Недостатком испольщины по сравнению с
принудительно-товарным хозяйством была большая сложность надзора за трудовым
процессом. Однако ее преимущество заключалось в том, что испольщина
стимулировала крестьянина к повышению производительности — разумеется,
при условии, что крестьянин продолжал работать на сеньора без узаконенного
принуждения.138 Одним словом, при наличии избытка рабочих рук испольщина
могла оказаться более прибыльной, чем принудительный труд на рынок.139
стр 125

Поэтому нам представляется, что суть аргументации Блока сводится к
следующему: благодаря правовой системе, дававшей землевладельцу больше
возможностей для маневра, в Англии продолжили развиваться денежная рента
и наемный труд, обеспечивая процветание как крупным пастбищным хозяйствам,
так и йоменам, которые превращались в джентри. Кроме того, эти процессы
направляли больше сельских рабочих рук в города, формируя необходимый
для индустриализации пролетариат. Во Франции же сама сила монархии
парадоксальным образом вынуждала сеньориальный класс сохранять более
«феодальные», то есть экономически менее функциональные формы землевладения,
сдерживавшие развитие страны.

стр 139

ситуация выше похожа на РИ перед революцией.


Считалось, что это аристократы воротили нос от «грязных» занятий

194 В определенных аспектах аристократа, занявшегося предпринимательством,
можно рассматривать просто как «заезжего торговца», каковым он и был с точки зрения
городской буржуазии. См. рассуждение Фрица Редлиха: «Кипа ограничительных
правил и кодифицированных санкций [против занятия аристократов торговлей] представляется
относящейся к сравнительно позднему времени, а именно к 1600 году...
Видимо, в действительности эти ограничения были обусловлены деятельностью „младших
сыновей“, а не непосредственных наследников имений... В нескольких случаях
ограничения деловой активности знати устанавливались для защиты городских купцов,
которым грозила конкуренция аристократов, а не потому, что эти занятия считались
неподобающими знати... Похоже, что в целом под запретом для аристократии оказывались
сфера розничной торговли и ремесло, но у знати всегда оставалось достаточно
свободы действий для того, что мы называем предпринимательской деятельностью,
в сельском хозяйстве, крупной промышленности... и во многих случаях в заморской
торговле» (Redlich. European Aristocracy and Economic Development // Explorations in
Entrepreneurial History, VI, 2 Dec. 1953, 83).

Прим. стр 144



Это тоже напоминает СССР и льет на мельницу Тико

Во-первых, в колониальной зоне имела место ситуация «монопсонии
», то есть «приобретение» земли и труда осуществлял всего один покупатель.
Этот порядок установился, как мы видели, путем использования узаконенного
принуждения к труду как в Испанской Америке, так и в Восточной Европе.

Стр 146

Iva>>

прочел две трети первого тома.

книга серьезная, обстоятельная с кучей информации. Во многом в примечаниях

Так как я много уже начитал интересного по 1450-1600 годам. И могу проверять этого автора

Автор последователь Броделя. Но марксист, но, естественно, не советский, а европейский. И ученый, а не пропагандист.

Активно цитирует нашего Бориса Поршнева.

В целом - очень рекомендую, мечтаю добраться до третьего тома 1730-1840.

Iva> Активно цитирует нашего Бориса Поршнева.
Iva> В целом - очень рекомендую, мечтаю добраться до третьего тома 1730-1840.

вот любопытный момент про Польшу и Швецию

Мы видели, что подъем польской зерноэкспортирующей экономики
предполагал становление крупных поместий с использованием принудительного
труда на рынок, а также увеличение политической силы местной ариcmoкpamuи чьи экономические интересы в устранении препятствий для торговли
совпадали с аналогичными интересами западноевропейских торговцев.
Объединенные усилия тех и других сохраняли экономику Польши открытой.13
Степень зависимости благосостояния польской знати от этой открытой торговли
ясно продемонстрировали экономические трудности 1626-1629 годов*,
когда шведский король Густав Адольф блокировал Вислу, стремясь тем самым
«перерезать нерв» Польши.14 Со стороны шведов это был логичный ход, поскольку
«зерновой экспорт через балтийские порты достиг таких масштабов,
что быстро стал преобладающей отраслью во всей экономической структуре
страны».15

стр 375

14 «В результате экспорт прусского зерна стал невозможен. Густав Адольф великолепно
осознавал последствия своего решения для польской знати. „Occupato hoc
flumine, — сказал он посланнику Бетлен-Габора, — praecluso etiam portu Dantiscano et
omni maris Baltici aditi prohibito, ipse iam nervus rei gerendae Poloniae incisus est“ [Оккупация
этой реки, закрытие Данцигского порта и полный запрет на выход в Балтику перережут
сам нерв Польской земли — лат.]. Шведский король был прав. Прекращение
экспорта зерна вело к падению внутренних цен, ударив как по знати, так и по крестьянам
— главным польским налогоплательщикам. По мере того, как росли расходы государства
из-за необходимости платить за сбор войска, повышать налоги становилось все
сложнее. Лишь благодаря личным усилиям и энтузиазму короля Польша, несмотря на
финансовые трудности, смогла все три года бороться в этой войне, которая требовала
столь значительного напряжения» (CzalpinskU Wladyslaw. Le problème baltique aux XVIe
et XVIIe siècles II International Congress o f Historical Sciences, Stockholm, i960. Rapports, IV:
Histoire moderne. Göteborg: Almqvist & Wiksell, i960, 41).

Прим стр 375

Iva>

вот для понимания что такое абсолютная монархия и чем она отличается от абсолютной (диктаторской) власти

Теоретически французская монархия была абсолютной. Ее законодательная
и исполнительная власть и почти неограниченные возможности в налогообложении
в целом были признаны по всей стране. На практике же монархия была ограничена
фактически неприкосновенными правами классов, корпораций и отдельных лиц, а
также отсутствием эффективного контроля центра над большими и разнородными
группами королевских чиновников. Как и в других странах, военное производство
требовало большей централизации, но при этом осуществить данную задачу стало еще
сложнее» (Koenigsberger, H. G. The Hapsburgs and Europe, pp. 279-280).

Прим стр 362

337 См. Meuvret, /. Population in History, особ. 511-512. «Размер собираемых
налогов во Франции с 1623 по 1640 годы увеличился с 43 до 8о миллионов ливров.
При этом начиная с 1638-1640 годов цена пшеницы заметно снизилась. Это сочетание
роста налогов с экономическим спадом стало причиной крупных восстаний в конце
правления Ришелье» (Ardant. Impôt, II, p. 754).

Iva>

начал второй том 1640-1750 года

XVII век, особенно после 1650 года, был периодом «консолидации», однако консолидации «без выгоды».8 Вдобавок к прекращению расширения обрабатываемых земель, в 1600-1699 годах в Европе снижалась средняя урожайность зерновых, причем в большей степени это было характерно для ячменя и овса, чем для пшеницы и ржи; в центре, на севере и на востоке континента этот процесс был более резко выражен, чем в Западной Европе.9 Де Маддалена называет это «примечательным явлением».10 Еще один значительный сдвиг в сельском хозяйстве был связан с изменением ассортимента выращиваемой продукции. Во-первых, имел место переход от использования земли под зерновые к ее использованию под пастбища в более холодных зонах и под виноградники в более теплых.11 Во-вторых, переход от зерновых к увеличению производства фуражных культур, овощей, требующих интенсивного труда, и технических культур (лён, конопля, хмель, рапс, марена и вайда").12 В-третьих, переход от дорогих злаков (рожь и пшеница) к зерновым с низкой стоимостью (ячмень, овес и гречиха),13 а также сокращение закупок удобрений (перегноя и мергеля) для производства зерновых.14

Стр 16-17

11 Romano (1962, 512-513). Слихер ван Бат (Slicher van Bath, 1965a, 33-34) перечисляет следующие регионы, где между 1650 и 1750 годами происходит переход от земледелия к пастбищному хозяйству: Кастилия, Шверин, Форарльберг, Альгой, Брегенцервальд, Пей д’Эно, Эмменталь, Савойя, Юра, Грюйер, Пей д’Эрве, Бургундия, Тьераш, Пей д’Ож, Бессен, Котентен, Мидлендс, Ирландия. Новыми зонами виноделия между 1630 и 1771 годами стали Ланды, Перигор, Сет, Монпелье, Эльзас, Каталония, Во, Халлвиль*, кантон Цюриха.
12 Слихер ван Бат (Slicher van Bath, 1965а, 33, 39) отмечает подобные сдвиги в Мозеле, Гарце, Эрфурте и Нидерландах.

Прим стр 17

Iva>

Джеффри Паркер резюмирует ситуацию в целом:
«В итоге представляется обоснованным утверждение, что чистый объем драгоценных металлов в Европе между 1500 и 1580 годами увеличивался умеренными темпами, затем, между 1580 и 1620 годами, быстро рос и, возможно, снижался, начиная с 1620-х годов (когда добыча серебра в Европе сошла на нет, а поставки американского серебра резко сократились) и вплоть до появления бразильского золота после 1700 года.
Безусловно, увеличение объема доступных Европе денег было чрезвычайно важным фактором. Европейская торговля 1700 года явно не могла вестись при наличии лишь скудных денежных ресурсов 1500 года. Но при этом остается главный вопрос: было ли этого достаточно? Было ли увеличение европейской денежной массы — увеличение, конечно же, существенное — адекватным резко возрастающему спросу на платежные средства? Существует ряд указаний на то, что этого увеличения было недостаточно, в особенности после 1600 года».37
Нехватка ощущалась не только в области денежной массы — ей соответствовала нехватка кредитных средств, так что, по меньшей мере, полстолетия, с 1630 по 1680 годы, как отмечает Фрэнк Спунер, совокупного объема доступных «серебра, меди, золота и кредита [вместе взятых] едва хватало. В результате финансовая жизнь стала беспокойной и убогой, что было как отражением, так и следствием общего замедления материальной жизни мира».38 Отсюда и поток фальшивых денег — «всеобщая язва XVII века».39 Но что означал этот ценовой сдвиг для мировой торговли в количественном смысле? Как и в случае с европейским промышленным производством, фактические данные на сей счет в мировом масштабе также отсутствуют.

Стр 21

Iva>

Теперь остается рассмотреть последнюю значимую переменную — население. Обращаясь к ней, мы обнаруживаем, что в целом оценки демографов различаются не слишком значительно. Марсель Рейнар и Арман Арменго характеризуют XVII век с точки зрения демографии как «стагнацию, если не <...> плавный спад (decline, recul)», но не как «катастрофический [кризис] наподобие того, что случился в XIV столетии».41 Рожер Мольс считает, что, «невзирая на расколовшие столетие ужасные кризисы, в XVII веке, похоже, происходил незначительный прирост населения».42 Как бы это ни называть — плавный спад или незначительный прирост, — демографическая кривая вышла на плато.
Обзор общих показателей европейской экономики с 1600 по 1750 годы (фаза В) в сравнении с промежутком с 1450 или 1500 по 1650 годы (фаза А), а на деле и с периодом после 1750 года тоже демонстрирует картину экономического плато. Иными словами, это было время передышки, решения накопившихся проблем и перегруппировки сил.



Таблица 1.
Сравнение масштабов двусторонней межконтинентальной торговли пяти разных зон и мира в целом в соотношении с предшествующим столетием:

Век
Зона XVI XVII XVIII
Европа Рост Б/изм Рост
Африка Б/изм Рост Рост
Америка умеренного пояса (почти
нет) Рост Рост
Тропическая Америка Рост Б/изм Б/изм
Азия Рост Спад Спад
Мир в целом Рост Б/изм Рост

Стр 22


Карло Чиполла добавляет следующий нюанс в схему Романо: «XVII век был “черным” столетием для Испании, Италии и Германии и, по меньшей мере, “серым” для Франции. Однако для Голландии это был ее золотой век, а для Англии если не золотой, то уж точно серебряный».55 Топольский проводит территориальные разграничения несколько иначе, выделяя зоны высокой динамики (Англия и Соединенные Провинции), зоны менее быстрого развития (Франция, Скандинавия, Богемия и другие страны Центральной и Восточной Европы, за исключением Польши) и зоны стагнации, или регресса (Испания, Португалия, Италия и Польша).56 Приведенные географические классификации в общих чертах не противоречат друг другу, несмотря на различия в деталях.
Стр 25

Согласно Слихер ван Бату, в Испании депрессия началась около 1600 года, в Италии и в части Центральной Европы — около 1619 года, во Франции и частично в Германии — в 1630 году, в Англии и Соединенных Провинциях — в 1650 году. Спад достиг низшей точки в Центральной Европе в 1640-1680 годах, в Соединенных Провинциях — между 1720 и 1740 годами. В Англии и Франции он кончился в 1730 году, в Германии — в 1750 году, в Соединенных Провинциях — в 1755 году. «Территории, более развитые экономически, такие как Англия и Голландия, могли оказывать сопротивление дольше. Но производители первичной продукции (применительно к XVII веку речь идет о зернопроизводящих территориях Балтийской зоны) были практически полностью беззащитны».59
Вилар, используя «серебряные» цены, обнаруживает две основные модели: первую — в Испании и Португалии, где спад начался раньше (между 1600 и 1610 годами), но раньше и кончился (между 1680 и 1690 годами), а вторую — в Северной Европе (начало между 1650 и 1660 годами — конец между 1730 и 1735 годами). Франция при таком подходе предстает расколотой5надвое страной, где Окситания (Миди) «благодаря Марселю и Средиземноморью была ближе к Испании, чем северо-восток страны (Бовези)».60 Шоню также усматривает две аналогичные модели: «преждевременный тренд Средиземноморья и Испаноамерики и запоздалый тренд Севера и Балтики, с которым довольно парадоксальным образом связаны Бразилия и Индийский океан».60 61
Стр 26-27

Iva>>

из первого тома

«[В середине XVI века] экономическая организация механизма международной
торговли достигла такой эффективности, которая не слишком отличалась
от той, что будет 300 лет спустя. До того, как самые высокоорганизованные
экономические системы того времени будут разрушены борьбой между Испанией
и Нидерландами и французскими религиозными войнами, в Европе
существовало примерно 10 - 12 торговых домов, чьи денежные рынки были
финансовыми генераторами для европейской торговли и чье мнение и политика
были решающими при формировании финансового климата. Интернационализм
был сутью финансовой организации фламандских, французских и
итальянских городов (у которых училась Англия) в дни их расцвета в XVI веке.
За каждым капиталистом признавалась свобода предпринимать любую операцию
в пределах собственных средств, а интернационализм оказывался своего
рода фактором единства финансовой системы, признаком которого было взаимно
благоприятное развитие всех основных рынков, а результатом — мобилизация
огромных ресурсов в стратегических точках международных финансов.
Центром и символом этого единства была биржа Антверпена с ее многозначительным
девизом Ad usum mercatorum cujusque gentis ас linguae [для торговцев
всех стран и языков — л а т .], где, по словам Гвиччардини, действительно
можно было услышать любой язык на свете, а также ярмарки Лиона, которые,
по словам некоего венецианца, формировали „основу денежных сделок всей
Италии и доброй части Испании и Нидерландов“ ».94

Стр 226
94 Tawney, R. Н. Introduction to Thomas Wilson // A Discourse Upon Usury. London:
Bell & Sons, 1925, 62.

Iva>>

первый том

133 Испания все больше поворачивалась к аграрной экономике, соответствующей
помещичьему хозяйству. Среди важнейших примеров этого процесса было развитие
виноделия, ставшего «трудом наемных крестьян, сельских тружеников» (Da Silva.
En Espagne, pp. 159). К тому же из-за притока французских эмигрантов уровень заработков
этих тружеников падал еще ниже. См. Nadal. La poblaciön Espanola, pp. 80-88.

Напротив, в области рыболовства Испания несла убытки все то время, что она
присутствовала на этом рынке. Гарольд А. Иннис указывает на последствия этого: «Упадок
испанского рыболовства [в Ньюфаундленде] — это обратная сторона открытия испанского
рынка для рыбаков Франции, Англии и Новой Англии. Этот факт ознаменовал
начало торговли, которая для Англии стала на века означать развитие Ньюфаундленда,
возобновление обучения моряков, потребление британских мануфактурных товаров и
способ выкачивания денег из Испании. Возможно, не будет большим преувеличением
сказать, что в XVI и XVII веках торговля с Испанией действительно была краеугольным
камнем Британской империи. Потребление трески в протестантской Англии падало
вместе с изменением уровня жизни, в то время как католическая Испания представляла
собой устойчивый и растущий рынок сбыта рыбы. К тосту рыбаков Ньюфаундленда „За
папу и десять шиллингов“ присоединились бы все добрые подданные Британской империи
» (Innis. The Rise and Fall of the Spanish Fishery in Newfoundland // Proceedings and
Transactions o f the Royal Society o f Canada, 3rd ser., XXV, Section II, 1931,167).
Прим стр 236
Это политическое обращение к внутренним ресурсам государства — назовем
его этатизмом, поскольку это не обязательно был национализм, — было тесно
связано с природой экономического развития. Рассмотрение вопроса необходимо
начать с данных сравнительной демографии. Население Франции в 1600 году
оценивалось в 16 миллионов человек и было самым большим в Европе, хотя в
различных германских княжествах проживало до 20 миллионов человек. Испания
и Португалия (объединенные после 1580 года)* насчитывали около ю миллионов,
Англия и Уэльс — 4,5 миллиона. С точки зрения плотности населения
порядок мест был совершенно иным. Здесь список возглавляют старые торгово-
промышленные города-государства — Италия (114 человек на квадратную милю)
и Нидерланды (104). Франция имела плотность населения 88 человек на квадратную
милю**, Англия и Уэльс — 78, Испания с Португалией — всего 44.164

стр 243

Iva>>>

первый том

неожиданно - одна из серьезных причин Нидерландской революции © мой

190 «Если сокращение реальных доходов мелкой знати и правда происходило
вследствие роста цен, то в течение первых трех четвертей XVI века этот процесс, скорее
всего, был не равномерным, а пришелся на 15-20 лет до начала великого восстания, то
есть на период после 1550 года, когда по сравнению с предыдущими годами цены росли
особенно резко. Таким образом, если кризис и был, то он оказался довольно острым и
внезапным, а после мира в Като-Камбрези 1559 году он усилился из-за демобилизации
кавалерийских частей нидерландской аристократии (bandes d ’ordonnances)» (Koenigsberger.
Economie History Review, IX, p. 14).
Прим. Стр 250

Я думаю, что ключевой причиной начала революции является не социальное
недовольство ремесленников или городских рабочих и не буржуазия, которой, безусловно,
суждено извлечь из революции наибольшую прибыль. В действительности
этой причиной было то, что крупные группы «нидерландской» знати внезапно
испугались, что правитель не является их агентом и что его политика в ближайшей
и среднесрочной перспективе будет существенно угрожать их интересам.
Кроме того, эти представители знати боялись, что склонить правителя к изменению
его политики будет им не под силу, поскольку политическая сфера, в которой вращался
правитель (Испанская империя), была значительно больше, чем та, которую
могла контролировать знать, самостоятельно ее сформировав.186 Короче говоря, у
этих групп знати присутствовал рефлекс «националистической» оппозиции.[187]
стр 249-250

Iva>>>>
Iva> первый том

почему границы между Нидерландами и Бельгией сложились именно такими

Фактические границы административного деления были результатом воздействия
военно-географических факторов. Южные Нидерланды были открытой равниной,
где могла доминировать испанская кавалерия. Северная же часть страны была
покрыта каналами и другими преградами для продвижения конницы — иными
словами, это была идеальная местность для партизанской войны.[206]

стр 254

206 «Бельгия (используя современное название) была по большей части
„кавалерийским полем“, подходящим для великих битв на открытом пространстве от
Жамблу** до Ватерлоо. „Арену Европы“ *** можно было завоевать или утратить именно
на поле сражения. Совсем другое дело Голландия (опять же, используя современное
понятие), которая по большей части настолько изрезана морскими заливами, реками,
каналами и болотами, что на ее территории сложно найти место, чтобы развернуть
большую армию в правильном порядке» (Oman. A History of the Art of War, p. 541).

Прим стр 254

и еще про революцию

Другая возможная интерпретация такова: поскольку после 1559 года
Испания, Франция и Англия прекратили уравновешивать друг друга, у Нидерландов
появилось социальное пространство, для того чтобы утвердить свою
идентичность и сбросить испанское ярмо. Особенно справедливо это утверждение
применительно к ситуации после разгрома Непобедимой Армады в
1588 году.217 Не то чтобы эти три страны были сторонницами независимости
Нидерландов. Испания не желала терять часть своих владений. Франция и хотела
бы ослабить Испанию, но колебалась из-за возможных последствий этого
для собственной религиозной борьбы. Англия же хотела, чтобы Испания ушла
со сцены, а Франция не стала на ее место, поэтому Англия предпочла бы автономные
Нидерланды при номинальном испанском суверенитете.218 Суть дела,
однако, в том, что этот конфликт внутри мир-системы, это ослабление испанского
владычества над миром, открыли для буржуазии Соединенных Провинций
возможности маневра с целью максимизации собственных интересов. Уже
к 1596 году голландцы могли на равных вступать в соглашения с французами и
англичанами, хотя лишь незадолго до этого они предлагали себя в качестве подданных
и тем, и другим. Как заметил Гейл, «и вновь из-за взаимной ревности
Франции и Англии по поводу Нидерландов последние оказались в выигрыше».219

Стр 259

Iva>> первый том


Интересный момент – почему началось британское пиратство

Настоящий взлет Амстердама произошел после 1590 года. В промежутке
между кризисом 1557 года и 1590 годом произошла Нидерландская революция, и в
течение этого периода роль Нидерландов в мировой торговле неизбежно уменьшалась.
Вследствие этого обстоятельства ряд экономических функций, ранее
выполнявшихся Антверпеном (а в банковском деле — Фуггерами) подхватила
Генуя.237 Любопытно, что Англия, которой падение Антверпена угрожало больше
всего, поскольку это могло отрезать ей доступ к американским металлам,238
вскоре принялась жадно грабить испанские сокровища военными средствами,
поэтому испанцы стали транспортировать драгоценные металлы из Америки через
Геную.239

Стр 265

и взаимоотношения Елизаветты и Филлипа

238 «Политическое согласие между Филиппом II и Елизаветой было достижимо
постольку, поскольку королева и английские купцы могли путем займов на
антверпенской бирже черпать из американского кладезя (pactole). Но вся эта система
равновесия оказалась под угрозой после кризиса 1566 года и приезда в Нидерланды
герцога Альбы в 1567-м... Теперь на безбрежных просторах Атлантики все изменилось»
(Бродель. Средиземное море, II, 220).
239 «Антверпен стал утрачивать центральное положение в финансовой сфере
начиная с 1568 года, когда Елизавета Английская конфисковала сокровища, обнаруженные
на борту флотилии испанских галер, нашедших убежище в порту Плимута...
Ла-Манш более не был безопасным путем, поэтому генуэзские банкиры решили изменить
путь следования драгоценных металлов, направив их через саму Геную и ярмарки
Безансона*. Тем самым последний к концу XVI века оказался главным банковским центром
Западной Европы и центром распределения поступавшего серебра, которое продолжало
рекой течь из Нового Света.
Поэтому с точки зрения развития банковской системы не Амстердам оказался
наследником Антверпена; [...] Амстердам не станет мировым центром оборота благородных
металлов вплоть до 1640 года...» (De Roover, Raymond. Anvers comme marché
monétaire au XVIe siècle // Revue Belge de philologie et d’histoire, XXXI, 4,1953,1044-1045).
Бродель: «С 1580 года подлинным центром перераспределения серебра наряду
с Испанией, а возможно, и в большей степени, чем она, стала Италия с ее крупными
городами. Эта роль приносила ей огромную выгоду, а взамен итальянцы должны
были заниматься несложным и доходным вывозом в Левант части того изобильного
потока серебряных денег, который лился из Испании» (Бродель. Средиземное море,
II, 214-215).

Iva>>> первый том

про Ирландию и ее экономику в 16 веке

Колонизация Ирландии как англичанами, так и шотландцами
началась с новой силой,275 и Ирландия оказалась включенной в
британскую систему разделения труда. Леса Ирландии использовались для обеспечения
Англии древесиной.276 В течение ближайших ста лет Ирландия станет
главным центром черной металлургии под контролем англичан,277 а поселения
для эмигрантов Англия начнет создавать в Северной Америке.

Стр 349

27б«В 1600 году лесом была покрыта одна восьмая территории Ирландии. Через сто
лет все эти леса полностью исчезли. Продажа леса для дубления кожи, кораблестроения,
производства трубок и бочек, выплавки железа сулила быстрое обогащение. Кроме
того, лес вырубали для внутреннего потребления в качестве строительного материала
и дров. Помимо экономических мотивов, в уничтожении лесов и болот существовали
политические соображения, поскольку в этих местах английская конница не могла
преследовать ирландских повстанцев» (McCracken, Eileen. The Woodlands of Ireland circa
1600 // Irish Historical Review, XI, 44, Sept. 1959, 273, 287, 289).
277 «В целом общепризнано, что подъем контролируемой англичанами ирландской
металлургии совпадал по времени с периодом нехватки топлива в самой Англии.
Теперь же представляется вероятным, что основной трудностью, которая преследовала
английскую промышленность, была стоимость топлива, а не его нехватка...
К концу XVI века в структуре издержек при выполнении работ в Англии наиболее
дорогостоящими статьями были топливо и рабочая сила... В то же время в Ирландии
соответствующие затраты были гораздо меньше...» (Ibid., р. 295).
278 В промежутке 1550-1600 годов англичане стали вытеснять испанцев с мест
рыбной ловли у берегов Северной Америки. Этот становилось все более очевидным
после 1580 года, когда Дания начала внедрять систему лицензирования рыболовства
в исландских водах. К концу столетия Англия утвердилась на полуострове Авалон**,
однако обезопасить свое положение в Ньюфаундленде и Новой Англии и захватить
испанский рынок англичанам удастся не ранее 1600-1650 годов (Innis. The Cod Fisheries,
pp. 30-81).


Прим стр 349

и про Английскую революцию, еще один фактор почему она отличалась и от Французской и нашей.

Воздействие этих экономических колебаний ускорило политический кризис
в Англии. Я думаю, что Перес Сагорин вполне точно уловил природу этого
конфликта:
«Происхождение Английской революции следует искать не в классовой борьбе,
поскольку ведущие группы обеих сторон Гражданской войны включали многих
представителей одного и того же экономического класса, развитие которого
неуклонно происходило в течение предшествующего столетия, — истоки революции
следует искать в конфликте между разными группами самого этого
класса, входившими в правящие элиты Англии».280
И эта междоусобная война внутри правящего класса была не просто вызвана
крайностями международной экономической арены, но стала возможной
благодаря тому, что ранее были устранены две главные опасности для английской
политической системы — по словам Стоуна, «со сцены устранили голытьбу и
испанцев...»28
стр 350

Iva>>>> первый том

про вмешательство государства в экономику и промышленность Англия против Франции

Относительная сила французской государственной машины в сравнении
с Англией и Соединенными Провинциями не обязательно помогала Франции в
разрешении данной дилеммы. Если бы французские монархи того времени безоговорочно
стали на сторону развития промышленности и интересов буржуазии,
то Франция, несомненно, могла наверстать не такой уж, в конечном счете,
значительный отрыв от двух ее соперниц и перехватить у них лидерство. Но
политика французских монархов отличалась двойственностью. Их вмешательство
в хозяйственные процессы не всегда способствовало укреплению позиций
носителей национальных торговых интересов в мире-экономике. В самом
деле, один из секретов успеха Англии в сравнении с Францией Неф видит не в
разнице королевских намерений, но в том, что французские короли более «результативно
» вмешивались в деятельность капиталистических предприятий.[333]
333 «Однако значительное различие между [Францией и Англией] лежало не в природе
их [промышленного] законодательства, а в степени его принудительности. Во Франции
чиновники внедряли это законодательство с таким усердием, что ремесленники иногда
пытались убить их за это рвение. В Англии же чиновники были столь небрежны, что работники
порой объявляли забастовки, чтобы напомнить им о собственных обязанностях...
Большинство регламентов оказывало влияние на дальнейшее развитие капиталистических
промышленных предприятий...» (Nef. Industry and Government, p. 56).
Стр 361

Iva>>>>> первый том

про Россию

68 Именно в правление Ивана Грозного Россия впервые познакомилась с системой
прямого государственного налогообложения (Miller, A. Considérations sur les
institutions financières de l’état moscovite au XV Ie en X V IIe siècles // Revue internationale
de sociologie, XL, 7 -8, juil. — août 1932, 374-378). Миллер четко показывает, как
это было связано с отменой системы кормлений: «Поскольку населению больше не
требовалось платить „кормленщикам“, вместо этих платежей был введен ряд налогов,
которые начиная с этого момента повышались в интересах центрального правительства
[р. 378]».

Прим стр 389


Про опричину

Опричнина оказалась политически успешной в том смысле, что она покончила
со страхом coup detat (государственного переворота — фр.). Однако, по
мнению многих исследователей, она неожиданно привела к обратной реакции.
Например, Блум утверждает, что
«шок опричнины, наряду с постоянным истощением ресурсов страны в ходе
долгой и безуспешной Ливонской войны... дестабилизировал социально-
экономическую структуру государства... Конфискация крупных земель и разделение
их на поместья были насильственным вмешательством в сложившуюся
структуру сельского хозяйства, на которой базировалась национальная экономика,
внесшим отсталые технологии, сократившим производительность и еще
более обострившим напряженность между помещиками и крестьянами».7
стр 391

75 Blum. Lord and Peasant, pp. 146-147. Блум также говорит о «пагубном сокращении
производства в 1570-1580-х годах» (Blum, Jerome. Prices in Russia in the Sixteenth Century //
Journal o f Economic History, XVI, 2, June 1956,196). Лященко: «Переход от прежней формы
натуральной экономики крупных феодальных хозяйств к новой форме самоуправляемого
поместья, основанной на стремлении к максимальной эксплуатации труда, не мог
не обернуться довольно продолжительным общим упадком во всей национальной экономике
Московского государства XVI века...
Благодаря своей неприкосновенности вотчины имели так много привилегий,
позволявших прикреплять крестьян к земле, что они легко могли концентрировать в
своих пределах большие массы рабочей силы и осуществлять постепенное порабощение
крестьян... Хозяйство среднестатистического поместья не могло быть основано
на труде холопов [т.е. „крепостных“ (‘villein) — см. Smithy р. 162], которых в поместьях
было немного (не говоря уже о плохом качестве холопского труда), особенно в условиях
денежной экономики. Однако равным образом поместье не могло базировать свое
производство на всего лишь экономически зависимом крестьянском труде, поскольку
поместное хозяйство чаще всего не обладало значительным экономическим влиянием.
Поэтому необходимая для поместья организация труда могла быть достигнута лишь
путем внеэкономического принуждения, „прикреплявшего“ рабочую силу к поместью
путем порабощения тружеников не только с помощью задолженности, займов, кабалы
и т. д., но и благодаря признанию за помещиком „права“ на принудительный крестьянский
труд...
Разрушение крестьянства и рост экономического давления со стороны помещиков
заставлял крестьян сокращать посевные площади [достигнув „более чем 95% общей
площади земли к середине XVI века“, они сократились „в центральных областях...
до 31,6%, а в Новгородской земле и вовсе до 6,9%“ к 1580-м годам] и искать спасения
от порабощения в бегстве на „пустые“ земли. Результатом этого в ходе XVI века стал
очевидный упадок не только самого поместья, но и связанного с ним крестьянского
хозяйства» (Lyaschenko. National Economy o f Russia, pp. 191-193).

Прим стр 392

Iva>>>>>> первый том

про торговлю с Азией и относительные размеры

159 «Объем португальской торговли африканскими пряностями был значительно
больше, чем объем торговли любой из азиатских специй, за исключением перца и
имбиря, а часто и превосходил их все в совокупности. Объем поставок собственно
малагетты почти постоянно превышал объем поставок имбиря. Конечно, стоимость
малагетты была существенно ниже стоимости азиатских пряностей: в марте 1506 года
квинтал малагетты стоил 8 крузадо, в то время как аналогичное количество азиатского
перца продавалось за 22, циннамона — от 32 до 33 и имбиря — за 18-19 крузадо. Несмотря
на низкую цену, общая стоимость привезенной малагетты часто было сопоставима
со стоимостью других пряностей, за исключением перца и имбиря, а иногда превосходила
их. 2000 квинталов малагетты за 8 крузадо* (в 1506 году — за 11) были эквивалентны
стоимости 500 квинталов циннамона по 32 крузадо и 840 квинталов имбиря по
19 крузадо» (Godinho. Leconomie de lempire portugaise, p. 547). Ботаническое описание и
географическая локализация западноафриканских пряностей приведены на pp. 539-542.

Прим стр 411

Интересно
172 «И все же для XVI века возможно установить относительные соответствия...
Если Лиссабон вместе с Дальним Востоком принять за 1, то Бразилию можно оценить
между 0,5 и 1, а Севилью в 1,5. В начале XVII века Севилья стоит примерно, как полтора
Лиссабона» (Chaunu. Conquête, p. 269).

Прим стр 415

173 «В то время как большинство заморских товаров оплачивались экспортом
металлов и монеты (например, торговля с Ост-Индией была очевидно импортной
торговлей, главной целью которой было удовлетворение европейского спроса, а не
поиск рынков для европейских товаров), — импорт через Левант представлял собой
несколько иную картину. Арабскому и индийскому мирам были крайне необходимы
многие средиземноморские товары. Например, существовал особый спрос на медь,
которая поставлялась на Восток из Центральной Европы через Венецию. На Восток же
экспортировались и кораллы с плантаций вблизи тунисского побережья, некоторые из
них — Французской коралловой компанией*, которая действовала в Марселе во второй
половине XVI века. Ткани, ртуть и шафран вместе с опиумом из Египта вливались в
поток товаров, которыми обменивались средиземноморские страны, Левант и Индия.
Все это, без сомнения, объясняет, почему караванная торговля не остановилась, когда
португальцы обнаружили морской путь в Индию и попытались перенаправить в свою
пользу торговлю перцем» (Glamann. Fontana Economic History of Europe, pp. 56-57).

Прим стр 415