Немногие книги ученых известны по именам почти каждому. 'Математические начала натуральной философии' Исаака Ньютона, 'Система природы' Карла Линнея. Двести лет назад, 12 февраля 1809 г., появился на свет автор еще одной книги, которая помогла изменить мир. 'Происхождение видов' Чарлза Дарвина по своей известности готово дать фору даже 'Началам' Евклида, не то что Ньютона. Полтора столетия, прошедшие с момента ее публикации (по странному стечению обстоятельств, мы будем отмечать юбилей книги в этом же году осенью) она вдохновляла одних и раздражала других. За все это время в боях з...
// polit.ru
... Зрелая теория Дарвина рождалась долго и трудно, минуя ряд промежуточных этапов. Дарвин шаг за шагом расставался с некоторыми 'очевидностями' своего времени, выдвигал гипотезы, проверял их, собирая горы фактов, потихоньку смещал акценты. Вдумчивое, с карандашом в руках, чтение. Записные книжки, испещренные выписками и мыслями по поводу. Переписка с десятками корреспондентов. Предварительные наброски разных версий теории.
За те два десятка лет, которые прошли с возвращения из путешествия на 'Бигле', взгляды Дарвина сами претерпели длительную эволюцию. Из мира предустановленной гармонии, сложного баланса Природы, обусловленного взаимной 'подгонкой' живых тварей, мира взаимных добрых услуг по обеспечению друг друга пропитанием и контроля за численностью, он переселился в мир конкуренции, где места в 'экономии природы' не расписаны наперед, где появление нового вида заставляет тесниться те, что были прежде.
Ему удалось предложить простое 'механическое' объяснение досадным случаям вымирания, проблеме источника удивительной приспособленности, древовидной схеме, которая проглядывала за многообразием живых форм в трудах его современников - систематиков, анатомов, эмбриологов. Продуктивное использование метафоры 'природной селекции' (или естественного отбора) позволило ему создать легко представимую картину эволюции живых существ.
О многом из того, что он писал, говорили и раньше, но именно после 'Происхождения видов' трансформизм получил скандально широкую известность. Не столько признавая букву и дух теории Дарвина, сколько поддавшись моде на теоретизирование в этой области, естествоиспытатели конца XIX - начала XX века начали порождать одну за другой эволюционные концепции, один список названий которых может напомнить списки кораблей Гомеровской 'Илиады'. Этот взрыв нельзя приписать одному лишь 'влиянию' Дарвина, но отрицать, что 'Происхождение видов' сыграло в этом важную роль, невозможно.
...
Факты - вещь не только упрямая (подчеркну, что именно их упрямство и составляет их суть), но и сложная. Можно говорить о теоретической нагруженности фактов, об их социальном конструировании, наконец, о просто конструировании, если считать, что концепция 'социального' проблематична. Вместе с тем, что бы мы о них ни думали, очевидно, что есть то, что мы принимаем за факты, отличая от теоретических интерпретаций.
Вопрос о том, что считать за факт, а что - за интерпретации, каждый раз приходится негоциировать с другими людьми, которые готовы оспорить наши различения. Институциализованные формы переговоров такого рода составляют важный аспект научной деятельности.
При этом, как бы мы ни проводили границу между фактами и интерпретациями, они должны жить в мире друг с другом. Грубо говоря, ученый занимается рационализациями в том мире, который принимает как данность.
Когда Дарвин сообщает о чем-то, как о 'фактах' или 'наблюдаемых в природе' закономерностях, то речь идет не о каких-то вечных истинах, а о том, что считалось самоочевидными фактами в его время. Когда он выстраивает свои теоретические схемы, пытаясь примирить их с этими фактами и эти факты друг с другом, он блуждает по совершенно незнакомому нам ландшафту обобщений, возникших в результате негоциаций, происходивших в начале позапрошлого столетия.
...
Благодаря этому, сейчас, почти через 150 лет после выхода в свет 'Происхождения видов', мы определенно можем сказать, что Дарвин 'неправ'. Практическим подтверждением этого служит то, что никто из современных биологов не использует его теории в том виде, в котором они изложены в его книгах, в качестве теоретической рамки при проведении эмпирических исследований.
Мир современного биолога (при всем разнообразии этих миров) не тот, в котором жили Дарвин, его теории и его факты.
Его взгляды на наследственность и изменчивость невозможно без значительных натяжек совместить с современными представлениями. Это расхождение наметилось с созданием более-менее современной версии классической генетики уже к 1920-м гг. и только углубилось в последующие годы с развитием молекулярной биологии и сравнительной геномики. Современное понимание естественного отбора и его роли, вероятно, показались бы Дарвину удивительными, как и совершенно контринтуитивное 'апостериорное' понимание приспособленности, характерное для современных эволюционных теорий. Брутальная рациональность теории игр в приложении к эволюции могла бы поразить его, пытавшегося найти не столько черты животного в человеке, сколько человечность в животных. Его пришлось бы, вероятно, долго уговаривать по поводу признания значимости 'генетического дрейфа' (генетико-стохастических процессов в популяциях) (1).
Есть вещи, которые, возможно, порадовали бы его. Во-первых, значительное пополнение наших знаний об ископаемых. Открытие новых ископаемых флор и фаун, о которых он не мог иметь ни малейшего представления, обнаружение огромного количества останков ископаемых родственников человека и древних популяций, относимых к несомненным Homo sapiens. Во-вторых, более детальное знание зоогеографии и ботанической географии, которые верно служили ему на разных этапах построения концепции видообразования. В-третьих, строгие количественные исследования конкуренции в мире животных и растений, обосновавшие его тезис о большей жесткости внутривидовой борьбы. Наконец, торжество дивергентной модели эволюции, представляющей жизнь в виде ветвящегося древа, которая на настоящий момент остается доминирующей, хотя и дополнена существенно данными о роли отдаленной гибридизации и более общих процессов 'горизонтального переноса' генов (2).
Однако, так или иначе, его теории, в тех конкретных формулировках, которые он когда-то предложил, благополучно ушли в прошлое. Их избирательное догматическое воскрешение с теми или иными целями (особенно попытка зацепиться за то, что казалось ему 'фактами') не доводит до добра.
...
Природа искры
Мы в большей мере отдадим дань Дарвину, если оставим его книги истории и пойдем дальше - туда, куда разбредается современное развитие эволюционной биологии. Их поздно принимать за исходный пункт рассуждений, с ними поздно спорить.
Это не значит, что работы Дарвина не могут служить источником вдохновения. Его научные труды, дневник путешествий, воспоминания и письма можно читать, как читают старую добрую степенную художественную литературу XIX века, например, Диккенса. Так, как слушают классическую музыку. Говоря его же словами, значение его работ в возникновении теоретических озарений современного биолога да будет 'не больше, чем значение природы искры, которая воспламеняет массу материала, в определении природы пламени'.