Если вам случится проходить по Никитской,
загляните в монументальную арку выходящей
сюда части Старого университета. В глубине
двора вы увидите трехэтажное красное здание с
небольшой вышкой. Это – бывший физический
институт, один из центров русской науки,
известных не только за пределами Никитской, но
и далеко за пределами России. Это – одна из двух
лабораторий, доставляющих в эту минуту
почетную известность русской науке. Если
Петербург имеет своего Павлова, то Москва имеет
своего Лебедева.
...
...русский ученый в роли
арбитра между величайшими физиками нашего
времени, между Кельвином и Максуэлем, –
сознайтесь, что это – явление незаурядное в
истории молодой русской науки. Но суперарбитр,
поставленный у Чернышева моста ведать русскую
науку, изрек на днях, что потери Московского
университета, по его мнению, невелики и русским
ученым остается или преклониться перед этим
приговором, или устраниться из сферы
воздействия такого просвещенного авторитета.
...
Через несколько недель здесь
водворится "мерзость запустения"68, и достойный
преемник Лебедева, чиновник в ливрее
просвещения, будет строчить своему начальству
рапорт: "Во вверенном мне отделении храма
науки все спокойно". Сам Лебедев, конечно,
найдет убежище для продолжения своих работ в
любой лаборатории Европы или Америки и
прежде всего в "доме Фарадея", т. е. в
Лондонском Королевском институте.
Более полувека тому назад под свежим еще
впечатлением разгрома Франции бандитами 2
декабря, выразившегося, между прочим, и в
расчистке кафедр, начиная от крамольного
Collège de France и до, казалось бы, невинного
Jardin des Plantes71, Тэн восклицал: "Создаст ли
когда-нибудь наука такие убежища для своих
верных, какие религия создала для своих? Увидит
ли когда-нибудь мир гражданское Monte
Cassino?"72 Мы живем в такой стране, в такое
время, когда эта мысль из области элегии
переходит в область практической жизни.
Москве, тому ее сословию, которое с таким
достоинством заступилось за свой
университет73, предстоит позаботиться о
создании убежищ для научного труда, и прежде
всего она должна позаботиться о том, чтобы
удержать у себя своего Лебедева74. Но и вся
страна должна дать себе отчет в том, чтó
совершается в Москве.
Нравственные истины принадлежат к числу
обратимых. Падает человек – низко падает и
наука. Московский университет сделал усилие,
чтобы устоять от напора мутной волны
повального раболепия, от которой – еще немного
и может захлебнуться совесть целого народа.
Неужели этому суждено случиться? Неужели в
XX в. суждено исполниться страшному
приговору, когда-то произнесенному
французским философом XVIII в. над русским
обществом: "Сгнило, еще не созрев"?
Впервые напечатано в газете "Русские
Ведомости" No 59 от 13 марта 1911 г.
Математическое отделение Института проблем передачи информации (ИППИ) РАН после конфликта с администрацией переходит в Московский физико-технический институт (МФТИ). Как сообщает T-Invariant, новая структура будет называться Высшей школой современной математики МФТИ.
Ректор МФТИ Дмитрий Ливанов уже объявил о создании нового подразделения в институте, которое возглавит бывший директор ИППИ Андрей Соболевский. В нем будет работать значительная часть сотрудников математического отделения института. Научным руководителем этого подразделения станет Михаил Цфасман, руководитель лаборатории алгебры и теории чисел в ИППИ.
«Таким образом, процесс разрушения ИППИ, который начался с увольнения Андрея Соболевского и назначения на его место Максима Федорова по инициативе бывшего директора ИППИ, ныне ректора Сколтеха Александра Кулешова, входит в новую стадию. Меньше года понадобилось Отделению нано- и информационных технологий РАН и Министерству науки и высшего образования РФ, чтобы развалить уникальный и успешный академический институт с семидесятипятилетний историей», — пишет T-Invariant.
А потом из Сколтеха пришел заместитель директора по науке Костюкевич. И он попытался, как сам считает, навести порядок с биологами и математиками — у него было ощущение, что биологи и математики сидят по домам, ничего не делают и только получают зарплаты — он неоднократно транслировал это. И решил, что нужен порядок — чтобы люди ходили на работу, выполняли указы дирекции, а не делали, что хотят. Не статьи писали, а на благо страны работали! И это при том, что он не понимает, что делают биологи и математики. Он начал всех строить, грозить проверками присутствия и т. п. Экспериментаторы ходят на работу в любом случае, потому что дома они «копать» не могут. Люди, которые занимаются компьютерной биологией, часто работают из дома и ходят на семинары или если нужно с кем-то отдельно поговорить. Если все сотрудники ИППИ придут на работу, они просто туда не поместятся. Это будет буквально как в автобусе в час пик. А люди работают — делают науку, пишут статьи, делают эксперименты. Где они это делают физически — неважно.
Это все-таки история о плохом менеджменте или она связана с более общей ситуацией в стране?
Думаю, первое. Костюкевич пытался превратить это дело в политическое, сказав на встрече с комиссией РАН, что правильные люди за администрацию, а кто против — те неправильные. Активной политикой среди сотрудников не занимался никто, если только я когда-то давно, да и тоже не очень активной. Соболевский или Николаев, которого вынудили уволиться шантажом, абсолютные государственники. Про других я даже не знаю, каковы их убеждения, в институте было не очень принято это обсуждать, потому что сам институт очень разнообразный. Так что я политического заказа не вижу. Новая администрация пытается завернуть дело как политическое, но, мне кажется, просто потому, что других доводов у них нет.