Александр III и его царствование

Русские радикалы 1870-1880-х годов: социально-демографический портрет.

Сведения о подсудимых на 211 народнических процессах за 1871-1891 годы позволяют составить коллективный социально-демографический портрет русских радикалов.

Всего перед судом предстали 1238 обвиняемых, однако некоторые судились по два, три и даже четыре раза. Если исключить «повторников», то судилось 1160 человек, в том числе 159 женщин.
Известна сословная принадлежность 1121 из них. Относительное большинство, по сравнению с выходцами из других сословий, составляли дворяне – 406 человек (35,6%). В абсолютных цифрах преобладали представители непривилегированных сословий: разночинцы – 246 человек, мещане – 218, крестьяне – 156, рабочие – 95.
Впрочем, настоящих крестьян по роду занятий, за исключением 45 человек, судившихся по делу о «Чигиринском заговоре», среди радикалов не было («Чигиринский заговор» - попытка народников поднять крестьян на восстание при помощи подложного царского манифеста).
Все остальные крестьяне по паспорту на самом деле были рабочими, как Степан Халтурин или «первомартовец» Тимофей Михайлов, или интеллигентами, как «нечаевец» Иван Прыжов или Андрей Желябов.

Среди 940 человек, чья национальность известна, преобладали русские – свыше 580 человек, далее шли украинцы (162), евреи (90), поляки (55), белорусы (8) и радикалы еще 14 национальностей.
Подавляющее большинство из 1119 подсудимых, возраст которых известен, составляли молодые люди до 25 лет (528 человек), и от 25 до 30 лет (389 человек). Соответственно лиц старше 30 лет насчитывалось 202 человека.

Мы располагаем сведениями об образовании 760 подсудимых. 43 человека окончили высшие учебные заведения, 338 учились в университетах и институтах, 211 – имели законченное среднее образование и 120 – учились в гимназиях, семинариях, военных и других училищах.
Значительная часть студентов была отчислена за неуплату, в связи с арестом или непосещением занятий, обычно вызванных революционной деятельностью. 45 человек были неграмотными, включая 33 чигиринских крестьян.

Таким образом {революционеры 1870-1880-х годов}, это были городские, молодые и, по своему времени весьма образованные люди.

Из 1238 обвиняемых на народнических и народовольческих процессах 134 человека были приговорены к смертной казни: 43 приговора были приведены в исполнение, 91 приговор заменен вечной или срочной каторгой.

К каторжным работам были приговорены еще 292 подсудимых. К ссылке в Сибирь приговорили 200 человек, 371 человек были приговорены к ссылке на Север или по месту жительства, к тюремному заключению или заключению в арестантских, работных и смирительных домах, к военным арестантским ротам и др.

Большинство оправданий (211) пришлось на 1870-е годы, преимущественно по трем процессам – нечаевцев (42), «процессу 193-х» (90), и по «Чигиринскому делу» (39).

При этом 90 оправданных по «процессу 193-х» провели в заключении в ожидании суда по три года, а 80 из них после оправдательного приговора все равно были сосланы в административном порядке. В 1880-е годы были оправданы 30 человек.

 

Россия обладает своего рода политической свободой; она есть страна не менее других конституционная, только не так, как другие, что зависит от ее натуры, которая, даже друзьям в угоду, измениться не может. Как и в других странах, в России есть законы; есть и закон, которым печать учреждается и которым определяется ее независимость. Мы скажем более, и скажем совершенную истину. Печать в России, и, быть может, только в России, находится в условиях, дозволяющих ей достигать чистой независимости. Мы не знаем ни одного органа в иностранной печати, который мог бы в истинном смысле назваться независимым. В так называемых конституционных, в противоположность России, государствах есть партии, которые борются за власть и во власти участвуют. Политическая печать в этих странах служит для этих своевластных партий органом. Печать в этих странах не есть выражение совести, свободной от власти и не замешанной в интересы борющихся за нее партий. Каждый из этих органов имеет своим назначением способствовать успеху своей партии и заботится не о том, чтобы раскрыть и разъяснить дело, а чтобы запутать и затемнить его. В России же, где таких партий не имеется, именно и возможны совершенно независимые органы...

Но мы сказали не все; наша речь еще впереди. Говорят, что Россия лишена политической свободы; говорят, что хотя русским подданным и предоставлена законная гражданская свобода, но что они не имеют прав политических. Русские подданные имеют нечто более, чем права политические, — они имеют политические обязанности. Каждый из русских подданных обязан стоять на страже прав Верховной власти и заботиться о пользах государства. Каждый не то что имеет только право принимать участие в государственной жизни и заботиться о ее пользах, но призывается к тому долгом верноподданного. Вот наша конституция. Она вся без параграфов содержится в краткой формуле нашей государственной присяги на верность. Вот наши политические гарантии. Какое же правительство, не потерявшее смысла, может отнимать у людей право исполнять то, что велит им долг присяги? Надобно только, чтобы мы поняли эту конституцию нашу во всей ее силе и умели бы ею пользоваться должным образом в устройстве и ведении наших дел.