В завязавшемся разговоре М.В.Алексеев сказал:
« — Да, настоящее не весело...
— Лучше ли будущее, Ваше Высокопревосходительство? — спросил М.Лемке.
— Ну, это как знать... — ответил М.В.Алексеев. — О, если бы мы могли его предупредить без серьезных ошибок. Это было бы величайшим счастьем для человека дела и величайшим несчастьем для человека чувства...
— Верующие люди не должны смущаться таким заглядыванием, потому что всегда будут верить в исправление всего Высшею Волею, — вставил Пустовойтенко.
— Это совершенно верно, — ответил Алексеев, — и вы знаете, только ведь и живешь мыслью об этой Высшей Воле, как вы сказали. А вы, вероятно, не из верующих? — спросил он Лемке.
— Просто атеист, — посмеялся Пустовойтенко...
— Нет, а я вот счастлив, что верю, и глубоко верю в Бога, и именно в Бога, а не в какую-то слепую и безличную Судьбу. Вот вижу, знаю, что война кончится нашим поражением, что мы не можем кончить ее чем-нибудь другим, но, вы думаете, меня это охлаждает хоть на минуту в исполнении своего долга? Нисколько, потому что страна должна испытать всю горечь своего падения и подняться из него рукой Божьей Помощи, чтобы потом встать во всем блеске своего богатейшего народного нутра.
— Вы верите также в это богатейшее нутро? — спросил Лемке.
— Я не мог бы жить ни одной минуты без такой веры. Только она и поддерживает меня в моей роли и моем положении... Я человек простой, знаю жизнь низов гораздо больше, чем генеральских верхов, к которым меня причисляют по положению. Я знаю, что низы ропщут, но знаю и то, что они так испакощены, так развращены, так обезумлены всем нашим прошлым, что я им такой же враг, как Михаил Савич, как вы, как все мы...
— А вы не допускаете мысли о более благополучном выходе России из войны, особенно с помощью союзников, которым надо нас спасти для собственной пользы?
— Нет, союзникам вовсе не надо нас спасать, им надо только спасать себя и разрушить Германию. Вы думаете, я им верю хоть на грош? Кому можно верить? Италии, Франции, Англии... Скорее, Америке, которой до нас нет никакого дела... Нет, батюшка, вытерпеть все до конца — вот наше предназначение, вот что нам предопределено, если человек вообще может говорить об этом...
Армия наша — наша фотография. Да это так и должно быть. С такой армией в ее целом можно только погибать. И вся задача командования свести эту гибель к возможно меньшему позору. Россия кончит прахом, оглянется, встанет на все свои четыре медвежьи лапы и пойдет ломать... Вот тогда мы узнаем ее, поймем, какого зверя держали в клетке. Все полетит, все будет разрушено, все самое дорогое и ценное признается вздором и тряпками...
— Если этот процесс неотвратим, то не лучше ли теперь же принять меры к спасению самого дорогого, к меньшему краху, хоть нашей наносной культуры? — спросил Лемке.
— Вы бессильны спасти будущее, никакими мерами этого не достигнуть. Будущее страшно, а мы должны сидеть сложа руки и только ждать, когда же все начнет валиться. А валиться будет бурно, стихийно. Вы думаете, я не сижу ночами и не думаю хотя бы о моменте демобилизации армии. Ведь это же будет такой поток дикой отваги разнуздавшегося солдата, которого никто не остановит. Я докладывал об этом несколько раз в общих выражениях, мне говорят, что будет время все сообразить и что ничего страшного не произойдет; все так-де будут рады вернуться домой, что о каких-то эксцессах никому в голову не придет... А между тем к окончанию войны у нас не будет ни железных дорог, ни пароходов, ничего — все износили и изгадили своими собственными руками».
Свои мотивы Сиверс изложил в записке 'Общие соображения о политическом положении в Остзейских провинциях', составленной 16.01.1906 для Министерства иностранных дел Германии. Главная мысль этой записки заключалась в том, что спасти 'немецкую культуру в Прибалтике' в сложившейся ситуации могло только вмешательство Германии.
В условиях подъема революции лифляндский предводитель дворянства Ф. фон Мейендорф также надеялся на 'европейскую интервенцию' и оккупацию Прибалтийских губерний Германией, которой он отводил роль 'уполномоченного' Европы. Как отмечал в своем дневнике Мейендорф, при таком исходе событий порядок был бы восстановлен и дворянство сохранило бы свое привилегированное положение. Собственно, главным мотивом действий как Сиверса, так и Мейендорфа в кризисной ситуации рубежа 1905-1906 гг. служило желание любой ценой гарантировать привилегии остзейского дворянства, даже если для этого требовалось сменить лояльность в пользу другого государства.
Следует отметить, что вопрос о возможной военно-морской интервенции в Прибалтийские губернии обсуждался не только немецкими, но также и английскими дипломатическими представителями. Так, британский консул в Риге К. Вудгауз в телеграмме министру иностранных дел Великобритании Э. Грею 15 декабря 1905 г., ссылаясь на 'весьма угрожающее' положение в Риге, просил от лица английских подданных прислать военный корабль для 'защиты их жизни и имущества'. При этом, как следует из письма Вудгаузу неустановленного корреспондента 16-29 января 1906 г. (предположительно, одного из представителей британской колонии в Риге), ее члены надеялись, что прибытие военного корабля вынудит российское правительство обратить особое внимание на положение в Прибалтике.
В итоге заинтересованные европейские державы все же предпочли не направлять военные корабли в прибалтийские порты и ограничились эвакуацией своих граждан при содействии Германии. Учитывая серьезность ситуации, с середины декабря 1905 г. по начало января 1906 г. германское правительство эвакуировало из Прибалтийских губерний немецких, а также, в соответствии с дипломатическим соглашением, швейцарских, английских и итальянских подданных. На борт кораблей принимались и немцы - граждане Российской империи. Всего, по данным Министерства иностранных дел Германии, было g вывезено 1259 человек, среди них 963 подданных Германии и 296 граждан других государств12.
Между тем отказ Германии от военно-морской интервенции вызвал негативную реакцию в определенных кругах ее общества и у части прибалтийских немцев. Как отмечал Онесзайт в секретном донесении 3 сентября 1906 г. имперскому послу в Санкт-Петербурге Ф.И. фон Альвенслебену, 'националистическая балтийская пресса' - газеты 'Düna Zeitung' (орган прибалтийско-немецкого дворянства) и 'Rigasche Rundschau' (орган остзейской интеллигенции и рижской буржуазии) негодовала по поводу того, что немецкое правительство вместо ожидавшегося военного корабля прислало гражданский пароход. Позднее ответственность за эти нападки на внешнюю политику Германии Онесзайт возлагал на председателя Прибалтийской конституционной партии адвоката Э.Ф. Морица.
В Пскове во время археологических раскопок, которые проводились в разрушенном здании по адресу Музейный пер. 3, был найден клад. В шести жестяных банках находилась крупная коллекция монет, среди которых были редкие монеты XV — начала XX века. Здесь обнаружены монеты русских княжеств, коронационные монеты, монеты Бориса Годунова и полтина царя Алексея Михайловича.
Клад мог принадлежать наследнику крупнейшего коллекционера Российской империи купца Федора Плюшкина, который в 1917 году жил в Пскове.
Так, в 1913 г. на долю сельского хозяйства приходилось 8 792 млн. руб., или 51,4% всего национального дохода.