Но сначала о том, как они защищались...
Их убивали вопросы и отзывы, из засады и при внезапной встрече, когда оппонент вот он, рядом, в четырех шагах, когда ни спрятаться, ни уйти, и видишь насмешливый блеск его очков, и слышишь хриплое дыхание шефа, и во взгляде его оторопь, и растерянность, и отчаяние, а вокруг тишина, а вокруг тишина, только слышно перешептывание ученого совета, и пальцы судорожно сжимают... нет, не финку, а всего лишь указку, а жаль, ох, как жаль...
Иногда, редко, их печатают даже в Известиях Академии наук, и тогда считалось, что повезло парню, потому что у них была иная жизнь, и работа иная, и иные счеты с журналами. Потому что никто не знает, где депонированы их статьи и даже сквозняк не сдувает пыль с их безымянных диссертации.
Потому что они были аспирантами.
Да, сначала о том, как они защищались.
Потому что, Света, пришел и твой час.
Судьба явилась к тебе в лице председателя ученого совета. Он тебе сказал всего несколько слов: защита двадьцать шестого, в десять ноль-ноль, но ты уже перешла в новое качество.
Ты узнаешь, как скрипит перо по ватману, и что такое отзыв и заключение, и как отдает стук машинки в притихшей телевизионке...
И в конце концов скажешь, что сможешь выдержать часа два, уж два часа - это точно, и никто не будет оспаривать это твое право.
И ты заберешься на кафедру, пересчитаешь еще раз плакаты, и заставишь себя не думать, что будут задавать вопросы.
И настанет твой самый длинный день.