hcube>> Ни Сибирь, ни центральная россия, ни ДВ не бунтовали ни разу.minchuk> Мне кажется, или Вы все же крайне слабо разбираетесь в том, о чем пишите? ![%) %)](http://s.wrk.ru/s/icon_rol.gif)
Не только тебе.
![:( :(](http://s.wrk.ru/s/frown.gif)
Вот тебе, hcube, русская конкиста:
Особенности русской колонизации, или индейские войны в Сибири [показать] Будучи в командировке в Комсомольске, купил проездом в Хабаровске книгу "Ерофей Павлович Хабаров", автор - Г. Б. Краснсштанов, Приамурское Географическое общество, изд-во "РИОТИП", 2008. Жанр книги по определению автора: документальное повествование. И, воистину, документальней повествование придумать сложно.
Из-за болезни сижу дома, поэтому решилподелиться некоторыми интереснешими отрывками из этого фундаментального труда, выпущенного, к сожалению, очень небольшим (800 экз.) тиражом.
В своей работе автор шаг за шагом, год за годом, восстанавливает биографию выдающегося первопроходца, предпринимателя, пирата Е. П. Хабарова, известного, впрочем и под другими фамлияим. В своей работе автор пользовался ТОЛЬКО архивными материалами, просмотрев десятки тысяч листов актового материала 17-го века. Его труд вызывает настоящее благоговение, например, на протяжении десятка страниц он описывает, как выяснял место рождения Ерофея Хабарова. Книга начинается первыми годами жизни Хабарова в Сибири, когда тот оказался замешан в грандиозный коррупционный скандал в Мангазее. Противостояние двух мангазейских воевод закончилось тем, что один из них осадил второго в остроге, осажденный же отстреливался из пушек. Масштабы коррупции поражают, воевода Кокорев разорил и споил местных промышленников, забрав за долги даже священные книги и собак, которые, кстати, представляли немалую ценность. Хабаров, бывший тогда наемным целовальником и сам попавшийся на расхищении довольствия и незаконной скупке соболей, был направлен вторым воеводой с челобитной в Москву. Дело закончилось прибытием следственной бригады и водворениеи Кокорева под стражу в Москве. Впрочем, просидел он недолго, не в последнюю очередь благодаря грандиозным взяткам.
Но в данном случае я хотел бы привести другой эпизод биографии русского конкистадора. В 1634 году промышленный человек Ерофейко Хабаров, а с ним еще четверо промышленников и шесть крестьян подают челобитную на государево имя:
"...и в нынешнем, государь, в 142 [1633-1634] году зимовали мы, сироты твои, на Лене реке в Ленском новом острожке Енисейсково острогу с атаманом Галкиным и с енисейскими служилыми людьми, и твои государевы служили, и караулы караулили, и на дракех на боех потив твоих государевых непослушников, якольских людей, ходили, а с ними дрались головами своими докрови и досмерти, и аманатов, которые для твоего государева иманы ясачноао сбору и умирения земли, кормили"
Аманаты - это заложники, взятые у местных племен для "умирения... и ясачного сбору". Интересен факт мобилизации военным комендантом гражданского населения на умирение местных якутских племен. Впрочем, полагаю, особо стараться не нужно было, те и сами понимали, что этого не избежать, ведь: "Да он же, Тусерга, с кангалскими князьцы, с людьми своими, в прошлом 141 году убили енисейских служилых людей Василья быстрова, Ивана Тельново да промышленных людей Ортюшку кырная, Ондрюшку Мартемьянова, Понька Оникиева".
Таким образом, атаман Галкин решилпоказать Тусерге и его вассалам, чьи в лесу шишки, "и сентября, государь, в 28 день [1633 год] атаман Иван Галкин, прося у Бога милости", ходил служилыми олюдьми и с нами, сиротамитвоими, на твоего государева непослушника на баскинсково князьца на Тусергу и на его улусных людей, для того, что тот Тусерга тебе, великому государю, ясака с себя и своих улусных людей не дал, и в твоем государевом ясаке атаману Ивану Галкину м служивым людям отказывал многажды".
"И тот князец Тусерга с твоими с служилыми людьми и с нами, сиротами твоими, дрался долгое время. И, Божьею милостию и твоим государским счастьем, енисейские служилые люди и мы, сироты твои, тово баксинсково князьца тусергу погромили и порубили досмерти, а иных ж людей и жон их, и детей взяли живых и прпивели в новой острожек"
В результате этой впечатляющей демонстрации русской военной мощим Тусерга "твой государев ясак с себя и своих улусных людей платил". Однако это было только началом операции по взысканию с якутов ясака. Следующей уелью стал князец "Еюк да Барухины дети" которы также был повинен в неуплате ясака и убийстве русских служилых людей. Поход был начат сразу по окончании битвы с Тусергой, "октября в одиннадцатый день". В этот раз Галкин сам не пошел, а послал енисейских служилых людей и мобилизованных промышленников. Как легко догадаться, Еюка да Баруховых людей тоже порубили, но о взятии заложников и уплате Еюком ясака ничего не говорится.
Следующим стал князец Дуруй и Бодоевы улусные люди, которые тоже не платили ясак, да еще ограбили служилых людей, посланных к ним с царскими подарками. 10 ноября Галкин послал войско на дуруя, который "сомногими людьми сели в острожке, и с служилыми людьми и с нами, сиротами твоими, дрались с утра до вечера. И Божею милостию и твоим государьским счастьем, на той драке князьця Дуруя и многих ево людей побили досмерти, и острожек у них, и жены, и их детей поимали". Уцелевшие заплатили ясак.
Интересно, что достойные волонтеры покупали коней и снаряжение на свои кровные: "а в новом, государь, острожке покупали на те свои товарёнка кони и узды, и арканы и сёдла по енисейской цене, рублёв по семи и по восьми, и по девяти, и по десяти, и больши..."
18 декабря настал очередь некоего государева непослушца, улусного мужика Оргуя подданного князя Борухи, детей которого погромили раньше. Оргуй женил своего сына, Галкин, узнав об этом от местной агентуры, послал отряд поймать мятежника. Оргуя взяли без боя, его сына посадили аманатом в острожек, и Оргуй дал дань.
Все эти смелые операции переполнили чашу терпения якутов и "генваря в 4 день [1634] ведомо учинилось атаману Ивану галкину..., что князьца де у Мымака в улусе собрались многие якольские люди сверху и снизу лены реки и з гор... многих родов унязьцы со всеми своими людьми, сот их с шесть и больше, а хотят приступити к новому острожку всеми людьми"
Ощутимо запахло жареным, но в остроге сидел бывалый народ: "И генваря, государь, в 5 день атаман Иван Галкин с служилыми людьми и с нами, сирнотами твоими, изволя все за тебя, государя, единодушно помереть, урядясь, на конях противо тех твоих государевых изменников из Ленского острожку выехали за Лену реку в Мымаков улус". Обращает на себя внимание намерение русского воеводы не сидеть тупо в крепости, а дать конный бой конным же якутам.
"И атамн Иван Галкин и служивые люди и мы, сироты твои, прося у Бога милости, и стеми якольскими и со многими людьми дрались докрови и досмерти. И на той, государьдраке, те якольские люди убили Тобольского города казака Степана Юдина да енисейсково казака Ивана Черноуса. И атамана Ивана Галкина, и служивых людей и нас, холопей твоих, на той драке переранили смертными ранами, ран по пяти, по шти, по семи и по осьми на человека, и коней всех, настреляв, побили" Как видиим, русские слегка переоценили свои силы, а якуты в стандартной кочевой манере перебили под ними коней. В результате: "И дрався, государь, шли отводом до острожку вёрст с восемь и больше" - русские под натиском якутов с боем ив порядке отошли в острог. "И на той, государь, драке, убили якольских лдей человек сорок и больше, а иных многих ранили, и коней многих под ними побили" Конкистадоры, в общем, использовали те же приемы, что их противники. Соотношение потерь вряд ли фантастическое, иначе служивые люди и государевы сироты просто не дошли бы до острога.
8-го января русских осадили в остроге: "якольские многие князьцы со всем своим собраньем пришли приступать с многими щитами, с сенами и з бересты под острожек на конях и пеши" - якуты решили, не мудрствуя лукаво, сжечь, нафиг, этих вредных людей в их крепости. Обращают внимание на себя правильные осаджные действия: местные хорошо подготовились и сделали щиты.
Русские, несмотря на то, что были переранены, поняли, что пришла толстая полярная лиса, и решили встретить ее грудью: "И служивые люди вышли из острожку на берег Лены реки, а иные, урядясь, сели в острожке по местам. И те, государь, якольские многие люди, сот их с семь и больше, стояли под острожком, приступаючи к острожку многими приступы накрепко. И на тех, государь, приступех, прибыли у них многих лутчих людей, а иных переранили"
Таким образом, якуты атаковали вышедших на вылазку русских в традиционной сибирской манере: богатыри и военачальники в лучшем доспехе идут впереди, закрывая своих соплеменников. которые из-за их спин пускают стрелы. Эта тактика, прекрасно работавшаяпротив противника, вооруженного холодным оружием и луками, оказадась гибельной против огнестрела: севшие в острожке по местам отстрелили лучших людей и приступ был отбит. Началась осада, которая продолжалась по 28 февраля. О том, как и почему отошли якуты, в челобитной не говорится, скорее всего, в индейской манере, войско разошлосБ наскучив правильной осадой и не видя перспектив.
Уже первого марта, т. е. сразу после снятия осады, Галкин продолжает политику замирения края: отряд, "едва обмывшись от ран", послан на улусного мужика Ижинея, который тоже не делал платить ясак. Ижинея погромили, и он приехал с данью сам.
Дальше начинается самое интересное. 90-го марта Галкину становится известно, что князец Будуй да Семен Улти, "со всеми своими улусными людьми, которые твой государев ясак платили, хотят бежать на дальние устронние рекиждя того, что они, князьцы, со всеми своими людьми на дракех и на приступех были, и впредь бы им твоего государева ясаку не платить"
У сибирских народов поражение в войне нередко означало истребление побежденных, поэтому якуты совершенно рехзонно опасаются жестокой мести русских. Но Галкин должен отправлять ясак, если же якуты уйдут, то ему придется ловить соболей самому, поэтому достойный губернатор: "с служилыми людьми и с нами, сиротами твоими, ко князьцу к Будую с товарищи ходили и их уговорили, чтоб они, князьцы, со всеми своими людьми жили под твоею государевою высокою рукою безо всякого опасенья, и никуды не отбегая, и на твою б государеву милость были надежны". Взяв в заложники сына Будуя, уговорившись о размерах ясака и о размерах ответного жалования, которое платилось ясачным людям за даень (в частности Хабаров в Мангазее был пойман именно на разбазаривании этого жалования - муки и масла), Галкин отошел в острог.
В заключении "сироты" просят государя возместить им тяжкие финансовые потери от его государевой службы. Впрочем, уже в 1635 году среди регистрационных записей о добыче соболя Галкин отмечает, что у бедного и израненного и издержавшегося Ерофея с четырех сороков промышленных соболей взята в казну десятая часть налога: с хвостами и пупками, т. е. высокого качества шкурки. А 6 сентября у Хабарова фиксируется партия уже в шесть сороков соболей. В августе сирота регистрирует новую партию - семь сороков, с которых в казну взято двадцать целых, плюс хвосты.
Результатом всех этих событий стало твердое правило, зафиксированное, например, в памятке целовальнику Семейке Шелковнику, посланному в 1640 году на устье Куты: "Да тебе ж заказатьнакрепко тоговым и промышленным, и служилым kltv? чтоб оне тунгусом пансырей и куяков, и шапок железных, и наручей не продавали и не меняли"
P. S. по мере прочтения труда буду пересказывать другие интересные моменты)))
И. Кошкин
И юмористический вариант
"Выдержки из Архива Воеводской Избы Енисейского Острога" [показать] «144 (1636) году июля в 20 день. Государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Руси бьют челом, сироты твои, Дальнебратского острога ратные люди Дмитрейка Петров Ходаков, Кирилка Семенов Большак, Парфешка Иванов Косоухов, да промышленные люди Павел Яковов Заяц, Ивашко Иванов Плехин, да прочие твоей царской милости сироты бьем челом.
Сего года июля в десятый день ходил воевода наш, князь Петр Иванов Хитров-Задов к захребтовым медведям за ясаком. И те медведи захребтовые твоего государева слугу князя Петра Иванова Хитрова-Задова поедом съели совсем, а людишек его пограбили и наги отпустили и коней двух поели. И теперь мы, государь, сироты твои, без головы осталися. Так пожаловал бы ты, государь, воеводу прислал, а нам без него никак не мочно. А ясак, што мы собрали, по анбарам лежит, а слать не знаем как, ту зиму соболь из-за хребта зеленый шел, через то все шкурки у нас зеленые. А што тунгусы нам ясырь красными девками дали, так поп наш Офонасий их окрестил, и попадья их от греха в остроге заперла, а нас из острога прогнала, через то мы, сироты твои, по шалашам да землянкам мыкаем. А в острог она нас не пускает, а што нам потребно со стены скидывает. Припас охотничий еще бы ничего, а собачек ловить трудно, потому они пуда по полтора-два у нас, звери добрые.»
«144 году июля в 31 день. Дворянину Василию Борисову Белову-Горячеву от Енисейского острога воеводы, князя Олександра Тупова, память. Сей же час собравшись, с десятью ратными людьми плыть в Дальнебратский острог, дощаник взять у торговых людей на государя. Пороху и свинца взять, сколько надобно, которые ратные люди без пансырей тем пансыри взять и наручи. В том Дальнебратском остроге сыскать, каким обычаем воеводу медведь приел, да не было ли в том умысла. Да сведать, куда государев соболий ясак дели, да кто про зеленого соболя врать надоумил. А в Дальнебратском остроге стеречься, а то уж там девки мерещатся. И допрежь всего узнать, не настаивают ли опять мухомору, и самим того мухоморовава настою не пить никак.
Писано в воеводской избе Енисейского острогу»
«144 году августа в 14 день. Дворянин Васька Борисов господину моему князю Олександру Тупому, воеводе Енисейскому, челом бьет. 144 года августа в 1 день отплыл я иа дощанике как твоя милость велеть изволила, а со мной десять человек ратных людей в пансырях да куяках да шапках железных, с припасом, а проводником промышленный человек Пашка Яковов. Да плыли девять дней, а на десятый видели чудо: летел по небу зверь велик и толст на ногах толстых, уши растяписты, а вместо носа рука, сам малиновый. Хотел я того зверя из пищали стрелять, да Пашка Яковов удержал, а сказал: само отпустит. А настоя мухоморова я, государь мой не пью совсем, как ты и велел, да и горький он. Августа в 12 день приплыли в Дальнебрацкий острог, сразу я сыск учинил, как воеводу Хитрова-Задова погубили. А медведи захребтовые в избу ко мне пришли да головой винились: ходил де воевода к ним за ясаком третий раз за год, а листы, где они лапу прикладывали, все рвал и лаял их поносно. А им уж кроме живота и дать нечего. А как стал с них шкуру драть, в те поры осерчали и воеводу съели. И просят они, медведи захребтовые, государева прощения, а што с ратных людей пограбили – все вернут, только коней не вернут, двоих, потому што их тоже съели. И я тех медведей к присяге привел, да трех медвежат ясырями взял да за пристава в острог посадил. А настоя мухоморова я каждый день не пью ни капли, как ты, господин мой, велел. А рухлядь мягкую, шестнадцать сороков зеленых соболей с пупками и хвостами я тебе, господин, всю с этим письмом отправил. А што с девками делать не знаю, а они в остроге уже воем воют, а уже осень скоро и нам в поле зимовать не мочно. А вчера попадья метала с частокола щена Ивашке Плехину на промысел идти, так чуть меня не зашибла. А мухоморовый настой, господине, здесь не пьют совсем, потому мухоморов в этом году мало, а с прошлогодних не забирает.
Писано в воеводском шалаше у Дальнебрацкого острогу.»
«144 году сентября в 3 день. Дворянину Василию Борисову Белову-Горячеву от Енисейского острога воеводы, князя Олександра Тупова, наказ строгий. Сведать у промышленных людей, да у тунгусов, да у медведей, коли и впрямь мухоморы не пьешь, нет ли у кого по анбарам да берлогам соболя черного, потому зеленого соболя нам на Русь посылать не мочно. А того зеленого соболя я счел да в анбары положил, да в Мангазею воеводе отошлю, штоб он отправил в Архангельский городок, может торговым людям аглицким немцам того зеленого соболя продадут. А девок окрещенных за ратных и промышленных людей замуж выдать, собак же со стены не метать, потому у нас в Енисейском остроге охотницкая собака по пяти рублев идет. Захребтовых медведей ясаком обложить, но шкур не драть, штоб они из государевой руки не побежали. А мухоморову настою не пить, потому што и прошлогодний мухомор, если под спудом настаивать, забирать может.
Писано в воеводской избе Енисейского острогу»
«144 году сентября в 20 день. Дворянин Васька Борисов господину моему князю Александру Тупому, воеводе Енисейскому, челом бьет очень сильно. По анбарам да берлогам набралось черного соболя за прошлые годы пять сороков соболей добрых, да шесть вешных, худых, да кафтанов и шуб собольих на пупках двенадцать. А девок я всех замуж выдал, через то зелена вина в остроге не осталось, а што здешние промышленные люди вино курят – так то враки, а рожь ту триста пудов везли на дощаниках да ночью в тумане потопили. А сами вино не курим и мухомор на нем не настаиваем, потому под спудом если настоять, то малиновых зверей налетает до пяти, и шести, и семи, и утром по двору от лепешек не пройти, хотя на пашню вывезти – урожаю добро. А девок восемь безмужних осталось. А те девки сказывали: в прошлом годе бились тунгусы с брацкими людьми, да много брацких людей побили, а те хитрые дали ясак девками, потому мужиков у них мало стало. А тунгусы те, штоб девок зимой не кормить, их нам ясырями отправили. А што с восемью девкам делать – я не ведаю, хоть в острог нас пустили. А собак больше с частоколу не кидаем, потому – ненадобно, только метали с частокола торгового черкасского человека Порфишку Васильева Сикорскава. Тот Порфишка, мухомору совсем настоя не пив, хвалился, што летать как птица может, да просил с острога его пустить. Как мы его с башни пустили, так он летел, но недалеко да все вниз. А со второго разу тоже недалеко летел. А после третьего отпросился, потому головой о камень ушибся, да камень разбил и через то голова болит. Тогда поп Офонасий говорил: это де гордыня человеческая, а тот Порфишка лаялся, што на ветер не поправился.
Писано в воеводской избе у Дальнебрацкого острогу, а што пятно, то попадья мою Наталку шти варить учила»
«144 году октября в 12 день. Дворянину Василию Борисову Белову-Горячеву от Енисейского острога воеводы, князя Олександра Тупова, память крепкая. Незамужних ясырских девок у попадьи оставить на зиму, весной пришлют литовских людей полоняников на пашню – выдадим за них. Порфишку Васильева боле со стены не бросать, штоб камней зря не ломал, а прилетят дивные звери – звать смотреть, пусть учится. А триста пудов ржи другой год с тебя взыщу, так што вели пахотным людям вывозить лепешки на пашню.
Писано в воеводской избе Енисейского острогу, а моя жена говорит: мясо для штей надо дольше варить»
«144 году октября в 20 день. Дворянин Васька Борисов господину моему князю Александру Тупому, воеводе Енисейскому, просит смилостивиться, челом не бью, зане голова болит сильно. Октября в 15 день пришла мне весть, што тунгусский князец Обсыка, совокупиша князьцы немирныя идет к острогу, а силы с ним пять сот человек без малого. Помоляся усердно, выехал я со вси ратные люди, и охочие промышленные и пахотные люди навстречу тому Обсыке оружно и конно. И встретили его на пашне промышленного человека Пашка Яковлева, да стали тунгусы по нам стрелять из луков, мы же стали бить огненным боем. А как осень-то сухая была, без дождя, оттого огненного пущания загорелась трава сухая, а с той травы перекинулся огонь Яковлев анбар, а он в том анбаре коноплю хранил, што мы по твоему, господине, наказу, высеваем, штоб государевым кочам канаты вить. А как анбар с коноплей занялся, то больше мы два дня ничего не упомним, а как прошло два дня, то тунгусские люди уже к себе побежали, только ясырей оставили. А те ясыри сказывали, што Обсыка челом добил и ясак заплатил и сказал, што из государевой руки не выйдет, а к зиме креститься обещал, а што до того было, то ясыри не говорили, а пытать я их не стал.
Так, господине, врагов государевых мы, сироты, одолели, да тунгусов немирных под его руку привели, только голова што-то сильно болит
Писано в воеводской избе у Дальнебрацкого острогу, а мясо в шти Наталка довольно варит»
«144 году ноября в 15 день. Дворянину Василию Борисову Белову-Горячеву от Енисейского острога воеводы, князя Олександра Тупова, наказ стогий. Штоб впредь коноплю не жечь! И в молоке не варить! Ясак весь на Енисей отправить, Обсыке масло и муку на поминки я вышлю. Девок-тунгусок за попадьей держать и от ратных людей беречь.
Писано в воеводской избе Енисейского острогу, а медведям захребтовым, жалованья государева ради, к лету бортей в лесу навесить, на то бортника-литвина пришлю»
«144 году декабря в 10 день. Дворянин Васька Борисов господину моему князю Александру Тупому, воеводе Енисейскому, челом бьет. А зима у нас холодная, сонца нет, так мы, праздность ради избыть, пошли на рыбные ловы. Проруби сделав, рыбу удили, да ратный человек Кирилка Семенов Большак поймал тайменя в три сажени. Того тайменя достать штобы, два часа вокруг лед рубили, насилу вытащили, едва он нас с собой не утянул.
Писано в воеводской избе у Дальнебрацкого острогу, а шти Наталка варить добро научилась»
«144 году декабря в 28 день Дворянину Василию Борисову Белову-Горячеву от Енисейского острога воеводы, князя Олександра Тупова писано. Тайменей таких, штоб в три сажени, от роду не бывало. Ври, Васька, да не завирайся.
Писано в воеводской избе Енисейского острогу. А моя жена говорит: пусть теперь пельмени делать учится»
«145 году генваря в 20 день. Дворянин Васька Борисов господину моему князю Александру Тупому, воеводе Енисейскому, челом бьет. А таймень в три сажени и весу в нем шестьдесят пудов, всем острогом и половины не приели. А на том я, дворянин Василий Борисов Белов-Горячев, да Дмитрейка Петров Ходаков, Кирилка Семенов Большак, Парфешка Иванов Косоухов, да торговый человек черкас Порфишка Васильев Сикорский крест целуют.
Писано в воеводской избе у Дальнебрацкого острогу, а пельмени Наталке пока не даются»
«145 году февраля в 10 день Дворянину Василию Борисову Белову-Горячеву от Енисейского острога воеводы, князя Олександра Тупова писано. Ложное крестоцелование – грех тяжкий еси и за то спросится. А попу Офонасию, што не досмотрел, на чем крест целуют, от Вологодского Архиепископа достанется.
Писано в воеводской избе Енисейского острогу. А моя жена говорит – пусть начинку мельче рубит»
«145 году марта в 1 день. Дворянин Васька Борисов господину моему князю Александру Тупому, воеводе Енисейскому, челом бьет. Посылаю тебе, господину моему, мороженого тайменя, што Кирилка Семенов поймал, заднюю половину – а нам его доесть немочно. А промышленные люди говорят, што зеленого соболя в этом году мало, весь черный, да редко лазоревый бывает, но мех добрый.
Писано в воеводской избе у Дальнебрацкого острогу, а жене твоей, господине, моя Наталка кланятся велела – пельмени ей теперь удаются добро»
«145 году марта в 22 день. Дворянину Василию Борисову Белову-Горячеву от Енисейского острога воеводы, князя Олександра Тупова память. Были вести мне из Мангазеи, что в Архангельском городке аглицкий купец Фома Жонсон всего зеленого соболя в три дорога скупил. Впредь зеленого соболя, и лазоревого тож, всего брать на государя. Да еще вот чего: тайменя на што брали?
Писано в воеводской избе Енисейского острогу. А моя жена говорит – Наталке на здоровье, пусть еще спрашивает»
«145 году мая в 15 день. Дворянин Васька Борисов господину моему князю Александру Тупому, воеводе Енисейскому, челом бьет. Тайменя, господине, мы на хлеб ловили, на мешок ржи в два пуда, да на сковроду блестящую медную, да допрежь того неделю его, сыроядца, приманивали, другой мешок ржи извели. А про соболя тунгусы так говорят: пока Таежного Хозяина не отпустит, будет соболь и зеленый, и лазоревый, и об осьми ногах, хотя таких пока не лавливали.
Писано в воеводской избе у Дальнебрацкого острогу»
И. Кошкин