По воскресеньям мы ездим отдыхать. Выезжая из города, мы едем в потоке автомобилей. С обеих сторон, на расстоянии одного фута от нас, они движутся целой лавиной. Но мы привыкаем к этому настолько, что как бы не замечаем их. Непрерывно останавливаясь у световых сигналов, мы продвигаемся медленно. Но постепенно автомобилей становится все меньше и меньше, минут через 20 мы выезжаем на просторную почти пустую дорогу. Наши спутники свернули в стороны.
Во всех направлениях гладкие широкие дороги. Мы едем к бассейнам, их целых четыре. Они устланы глянцевыми плитками, наполнены прозрачной голубоватой водой. Один бассейн для детей, один для спортсменов, в нем очень глубоко, в двух других окупаются все остальные. Бассейны окружены общей металлической решеткой. В небольшом зданьице вы получаете купальный костюм. В собственных купальных костюмах плавать в этих бассейнах нельзя. Вы получаете костюм продезинфецированным и выглаженным. Вы обязаны предварительно вымыться под душем. У входа в здание бассейна сторож осматривает ваши ноги – они должны быть совершенно чисты. Возвращаясь из бассейна. вы бросаете костюм в жолоб,и он катится в подвальный этаж в дезинфекционные баки.
Иногда для разнообразия мы ездим к озерам. Там можно кататься на лодках простых и моторных. Можно становиться на специальные прицепы к быстроходной моторке, и она несет вас на этом прицепе по воде со скоростью 30 - 40 миль в час. Вокруг озера в праздничные дни масса торгующих ларьков, ресторанов и развлечений.
Под одним из навесов устроена „автомобильная езда“, для любителей острых ощущений. Вы можете испытать здесь впечатление аксидента (аварии). Вы садитесь на маленькую машину, управляемую при помощи руля и работающую от электрической сети. Ток поступает через штангу от потолка, сплошь обитого медными листами. Множество маленьких машин катится по гладкому полу в разнообразных направлениях, наталкиваясь одна на другую. Вы стремитесь ударить кого-нибудь в бок, чтобы тот вылетел из машины, – в это время внезапно кто-нибудь, нацелившись, наскакивает на вас. Много людей наблюдает за этой игрой, испытывая удовольствие большее, нежели непосредственно участвующие в ней.
Высокие американские горы привлекают ваше внимание уже издали. Вы садитесь на маленький вагончик и привязываете себя широким ремнем. Вас увлекает настолько круто вверх, что вы плотно прижимаетесь к спинке сиденья. С громадной быстротой вас бросает вниз, вы отделяетесь от вагончика и висите на ремне. Сильный толчок в сторону вагончик идет наклонно, вы хватаетесь руками за его борта, спасаясь вылететь. Многие, выйдя из вагончика, садятся в изнеможении на скамеечку, чтобы ‚‚отойти“.
Вы можете испытать подобные же ощущения на аэроплане, подвешанном на металлическом стержне к поперечине высокой мачты. Мачта начинает вращаться, и центробежная сила отбрасывает кружащиеся аэропланы.
…Однажды мы решили устроить гулянье на русский манер. Мы наполняем три машины арбузами, помидорами, приобретаем колбасу, консервы, корзину шипучей воды и выезжаем за город. Мы находим укромное местечко в глубине леса. Место, в котором, как нам казалось, никого не должно быть. Мы располагаемся на траве, играем на мандолине, поем русские песни.
К нашему удивлению, мы вдруг обнаруживаем здесь какие-то непонятные кирпичные построечки. Это маленькие кирпичные печки, устроенные специально для гуляющих. Заботливый мэр выложил их здесь. Возле каждой печки проволочная корзина для бумаг. „Сервис" проникает также и сюда. На этих печках вы можете подогревать консервы, жарить яичницу. Это сделано, очевидно, для привлечения люлей, для того чтобы ускорить заселение пустующих участков. Приезжая сюда, мы видели пустыри, возле которых уже устроены бетонные дороги, асфальтовые тротуары и поставлены красные пожарные гидранты. Эти участки предназначены к заселению.
Несколько раз мы знакомились с американскими пикниками. Выходной день американская молодежь проводит у озера. С наступлением темноты составляют машины в круг, зажигают фары, ставят в ярко освещенном круге маленький переносный граммофон „Виктрола“ и целыми часами танцуют фокстрот.
Кажется, хорошая иллюстрация. Есть даже переносной граммофон.
По городу расклеены объявления о грандиозном концерте. „Хор 5000 голосов, оркестр 1 000 инструментов. Здание вмещает 50000 человек“. Мы идем на этот концерт. Здание действительно громадное, это здание цирка. Оно имеет овальную форму и несколько ярусов. Мы подсчитываем ряды и стулья в каждом из ярусов, множим, прикидываем. Мы насчитываем действительно около 40 000 мест. Но все кажется удивительно близким. Рассматривая артистов, слушая их – не приходится напрягаться, даже если вы сидите далеко. В здании прохладнее, нежели на улице, несмотря на большое скопление людей. В оркестре, конечно, участвовали не тысяча инструментов, ну, скажем, около 300, в хоре не 5 000, а приблизительно 1 000.
Театр у американцев в меньшем почете, нежели кино. Звуковое кино завоевало себе прочное положение и почти целиком вытеснило и оперу и драму. Звуковое кино ликвидировало артиста среднего качества, сосредоточив вокруг себя небольшую группу лучших артистов страны. Цветное и одновременно говорящее кино создает действительно большую иллюзию жизни. Это часто даже значительно лучше живых людей на сцене, которых вам приходится рассматривать в бинокль. Крупные снимки лиц приближают зрителя к артисту.
Вам не приходится читать никаких надписей, и это приближает вас к театру.
Перед началом сеанса снизу, откуда-то „из под-земли“, медленно вырастает эстрада с оркестром. Сыграв одну-две вещи, оркестр опускается вниз, его заменяет орган. Звуки музыки настолько мощны, что заполняют все здание огромного театра. Они возникают то с одной, то с другой стороны. Здесь и рояль, и духовой оркестр, и барабан, и бубенцы, и различные колокола. На экране появляются строчки какой-либо песни и под аккомпанемент органа публика постепенно начинает петь. Через одну минуту весь зал поет, читая слова с экрана.
Действие в кино происходит непрерывно, вы можете войти и выйти в любую минуту. По мягкому ковру билетер проводит вас на свободное место. Цены местам везде одинаковы. Освещая ряды карманным фонарем, вам показывают ваше место.
Вы выходите из кино, на улице жарко и душно, несмотря на то, что уже ночь. Вы не заметили, что сидели в прекрасной прохладе. Специальные рефрижераторы охлаждают зал кино. Уличная жара заставляет вас вспомнить об этом.
Выходя‚ из кино, мы разыскиваем в открытом гараже, принадлежащем кино, свою машину. Посетители кино пользуются гаражем бесплатно. В других гаражах за стоянку машины в течение нескольких часов нужно заплатить от 25 центов до 1 доллара, в зависимости от места. Можно поставить машину и на улице, если найдется свободное место. Но к вечеру, а особенно перед выходным днем, свободных мест на улице нет. Улицы сплошь уставлены автомобилями.
Мой квартирохозяин ирландец, он несколько месяцев уже не может найти себе работы. Иногда он работает на строительстве, иногда подрабатывает в качестве таксомоториста. Это случайный небольшой заработок.
На вещи хозяин мой смотрит примитивно. Он делит все на хорошее и плохое: „Хорошая машина стоит не меньше 1 750 долларов“. „Корд“ лучше „Бюика“. „Бюик“ лучше „Шеврале“ и „Форда“. На хорошей работе можно заработать 10 долларов в день, на плохой не заработаешь и 4. „Форд хороший человек, он многое сделал для лагоустройства этого городка". „Мэр плохой: говорят, что он связан с группой бутлегеров“ (контрабандистов).
Возможно, что мэр действительно плохой человек. По городу разъезжают машины, увешанные плакатами и аншлагами, призывающими к участию в предстоящем голосовании. Городской судья ведет агитацию за перевыборы мэра. Он доказывает, что мэр очень мало сделал для города, несмотря на то, что перед собственными выборами пожертвовал для города два миллиона долларов. Что он не охраняет покоя. граждан. Многие говорят, что свое богатство мэр приобрел темными путями – контрабандистской деятельностью здесь в Детройте. В день голосования все с нетерпением ждут результатов.
Действующие лица. Мэр Charles Bowles
-
И Jerry Buckley начавший компанию за перевыборы. Только он был не судьей, а следователем.
Мы с хозяином сидим у радиоаппарата и каждые 15 минут получаем последние сообщения – столько-то „за“, столько-то „против“. Чего-то нехватает для меня в этих сообщениях, как будто бы в голосованиях не участвуют никакие политические партии. Как будто бы действительно все расценивается так, как расценивает мой хозяин – голосуют за хорошее против плохого.
В 10 часов радио приносит сообщение: „50 тысяч за переизбрание, 20 000 – против; в 10 час 15 минут - 65 тысяч – за, 25 тысяч – против; B 10 час, 45 мин. – 80 тыс.- за, 35 тыс.- против. Голосование закончено, мэр должен быть переизбран.
Мы отправляемся спать. Внезапно снова начинается передача по радио. Мы возвращаемся и садимся. Радио извещает: „Слушайте, слушайте, слушайте – городской судья убит одиннадцатью выстрелами в лабби (вестибюль) лучшего городского отеля. Так кончились перевыборы городского мэра.
Я живу в хорошем коттедже. Это большой домик, больше многих других. Как и все прочие, он имеет два этажа. В нижнем живет хозяин коттеджа, наверху – ирландец и я. Ирландец снимает наверху три комнаты и одну из них сдает мне. Очевидно, там, где я живу, была детская комната, когда он имел работу. В гостиной радио, мягкая мебель, ковры. Кухня безукоризненно чиста, в ней рефрижератор, в котором хранятся продукты и изготовляются кусочки чистого льда.
Мой квартиоохозяин подал заявление о приеме его в полнсмены. „Это хорошая работа. Стоишь на углу и помахиваешь клобом. Работа чистая, спокойная. Но его не приняли – у него плохое сердце. По этой же причине не приняли его и к Форду.