Теория и практика мирного урегулирования

Летом 2012 года в Таджикистане вновь заговорило оружие, на этот раз в Горном Бадахшане, куда были введены правительственные войска. Произошло это через несколько недель после того, как страна отметила 15-летие прекращения гражданской войны, которая едва не разрушила хрупкую государственность, появившуюся в результате упразднения Советского Союза. Мирное соглашение, подписанное в 1997 г. в Москве, открывало перспективу преодоления кланово-региональных противоречий в таджикском обществе на путях его постепенной демократизации. Руководство страны предпочло другую политику, в ней причина нынешних проблем. Рано или поздно их придется решать по сути дела повторно.

Разрушение баланса

Таджикистан был, пожалуй, наименее развитой республикой СССР. Демография била через край, а пахотной и пастбищной земли не хватало. Невысокий жизненный уровень, отсталая социальная сфера, монокультура – хлопок, отравленная окружающая среда. Стабильность Таджикской ССР придавал этно-территориальный расклад. Первый секретарь ЦК Компартии всегда из Ленинабада (ныне Худжанд), председатель Президиума Верховного совета – из Горного Бадахшана или Гарма. Кулябцы преобладали в силовых структурах. Второго секретаря ЦК присылали из Москвы, как и главу местного КГБ.

В стране накопилось серьезное и законное недовольство прежним коммунистическим режимом. Раздражения добавляло то, что в ноябре 1991 г. президентом был избран Рахмон Набиев, в прошлом первый секретарь ЦК, руководитель, по многим оценкам, слабый. Ставилась под сомнение и законность его избрания (кандидатом демократов был известный кинорежиссер и общественный деятель Давлат Худоназаров). Набиева поддержал Ташкент и, скорее всего по его совету, Москва. Таджикистан напрямую зависит от своего соседа: через узбекскую территорию проходят газовые и транспортные магистрали.

В марте 1992 г. недовольство выплеснулось на улицу. На площади Шахидон, бывшей Ленина, в Душанбе, митинговали Демократическая партия Таджикистана (ДПТ), значительная ее часть вдохновлялась идеями горбачёвской перестройки и гласности, Партия Исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) – с декабря 1991 г. она действовала легально – и ряд мелких движений. С самого начала противостояние определялось не столько политическими и религиозными, сколько региональными факторами.

Из-за упорства власти умеренные поначалу требования приобрели политический характер, вплоть до отставки правительства и избрания нового Верховного совета. Не справившись с митингом, принявшим постоянный характер, Набиев сначала объявил, что он президент «по воле Аллаха», а затем вызвал подкрепление из Куляба и раздал оружие. В начале мая пролилась первая кровь. К середине месяца столица и подъезды к ней, а также телевидение перешли в руки митингующих. В Душанбе было сформировано коалиционное правительство, где оппозиция, включая ПИВТ, получила больше трети мест. В Худжанде и Кулябе этот шаг восприняли как антиконституционный переворот.

События в столице стали детонатором для сельского юга – Кулябской и Курган-Тюбинской областей. Борьба за власть сместилась в Вахшскую долину и другие районы. Наружу вышли, казалось бы, преодоленные за годы советской власти регионально-общинные противоречия. Пагубную роль играли и вышедшие на свет дельцы теневой экономики, торговцы наркотиками, выпущенные из тюрем преступники. Начались ожесточенные бои, грабежи, этнические чистки. Быстро наступил беспредел: кто с автоматом, тот прав.

Угроза двойного подчинения

На Таджикистан я был «брошен» в конце октября 1992 г., мало что о нем зная. Учиться пришлось на ходу, равно как и собирать команду. Благо было немало крепких профессионалов, оставшихся не у дел после чистки союзного МИДа. Поначалу не мог избавиться от впечатления, что Россия в стороне от таджикского кризиса. Российская внешняя политика находилась еще на этапе болезненного становления. В конкретном случае с Таджикистаном (и Средней Азией в целом) не было четкого представления о том, чего мы, в сущности, хотим в новых условиях, когда бывшие союзные республики в одночасье превратились в независимые государства. Отсюда спонтанность и импровизация в решениях, до многого просто не доходили руки.

Судьба 201-й мотострелковой дивизии, оставшейся в Таджикистане после разлома Советского Союза и по большей части заблокированной в военных городках, решается лишь осенью 1992 года. Генерал-полковник Эдуард Воробьев, направленный со специальной миссией в Душанбе, предложил: дивизию не выводить, оружие, раздачи которого требуют вооруженные группировки, никому не отдавать, городки деблокировать, что и было сделано силами вновь введенных пяти десантных батальонов. В обстановке анархии дивизия – единственно реальная сила, в первую очередь для защиты русского населения, а его там больше чем 300 тыс. человек.

Тем более меня озадачивает, что министр иностранных дел Андрей Козырев поддерживает идею о передаче 201-й дивизии в двойное подчинение – наше и таджикское. Ею может распоряжаться и.о. председателя Верховного совета Акбаршо Искандаров. Он уже отдает распоряжения командиру дивизии Мухридину Ашурову (в будущем герою России). Мы втягиваемся в поддержку одной из сторон в конфликте, неминуема жесткая реакция кулябцев и вооружающих их узбеков. Не говоря уже о такой «мелочи», как использование вооруженных сил за рубежом без санкции Верховного совета РФ. Не сумев убедить Козырева, решаюсь обратиться к главе правительства Егору Гайдару. Он отвечает: назад хода нет, уже есть договоренность на этот счет с Ельциным.

На мою мельницу льет воду сообщение от Виктора Комплектова, направленного мною в Среднюю Азию, что ни президент Киргизии Аскар Акаев, ни казахстанский президент Нурсултан Назарбаев не будут поддерживать Искандарова. За ним, считают они, стоит ПИВТ, а за ней Иран. Не помогает: соглашение о временном двойном подчинении подписывается. Довод: надо искать фигуру вроде Наджибуллы, Искандаров с Ашуровым (он таджик по отцу) наведут порядок и защитят русскоязычное население. Но оно сразу же попадает под огонь другой стороны. Глава ДПТ Шодмон Юсуф, обвинив российских военных во вмешательстве во внутренние дела Таджикистана, заявляет, что теперь русскоязычное население становится заложником. Бегство русских из страны резко увеличивается, осуществлять эвакуацию приходится в экстремальных условиях.

Помощь приходит с неожиданной стороны: уже подписанное с Искандаровым соглашение не прошло через Государственно-правовое управление президента РФ. Те потребовали: заключайте соглашение о передаче дивизии таджикам, но при условии ратификации Верховными советами обеих стран. Таджикский неизвестно когда будет созван, а наш не ратифицирует ни под каким предлогом. Но и это не конец: через несколько дней вернулись к двойной юрисдикции. Искандаров в Москве, ему обещают оружие и поддержку: в каждом кабинете своя внешняя политика. В ответ Узбекистан готовит наступление кулябцев. Их лидер грозит, что «разрежет Ашурову живот и набьет его камнями». Вернувшийся из поездки в Среднюю Азию Козырев рассказал, что Назарбаев в его присутствии многозначительно бросил Каримову: «Ты смотри, Душанбе не возьми, пока мы тут разговариваем». Совместное воздействие на министра среднеазиатских президентов окончательно снимает вопрос о передаче дивизии.

«Есть, Егор Тимурович, позиция»

13 ноября, заседание глав правительств стран СНГ. В перерыве Гайдар обращается ко мне (я представляю МИД в качестве первого зама Козырева): «Анатолий Леонидович, у нас ведь нет позиции по Таджикистану?» Отвечаю: «Есть, Егор Тимурович, позиция». – «И вы можете ее назвать?» – «Да, могу» – и перечисляю те пункты, которые успела наработать «таджикская» команда:

– не присоединяться ни к одной группировке, особенно не заключать соглашения с Искандаровым, который вот-вот уйдет;

– подталкивать страны СНГ к введению в Таджикистан миротворческих сил, лучше, чтобы мы там были не одни;

– попытаться усадить противоборствующие стороны за стол переговоров, попробовав созвать Верховный совет;

– защищать русскоязычное население силами 201-й дивизии, но не больше того, в остальном она должна соблюдать нейтралитет;

– оказывать гуманитарную помощь, где только можно.

Главное: определить конечной целью наших усилий национальное примирение. Гайдар: «Да, пожалуй, что так». Еще я предложил, исходя из советского опыта, создать при президенте межведомственную группу по Таджикистану во главе с министром иностранных дел.

Встречаясь в Алма-Ате с руководителями среднеазиатских республик, Козырев публично заявил: «Россия не может отказаться от многолетних тесных связей с Таджикистаном». Это было принципиально важно на фоне настроений об уходе в стане российских демократов. Участники встречи обратились к Акбаршо Искандарову с коллективным призывом срочно созвать внеочередную сессию народных депутатов в Худжанде, наиболее спокойном городе страны. 16 ноября 1992 г. там удалось собрать не только Верховный совет, но и республиканское собрание представителей регионов и даже полевых командиров. Это-то вообще рассматривалось как совершенно невероятное.

В результате полумесячной работы сделаны начальные шаги к национальному согласию. Конституционную законность приобрела добровольная на этот раз отставка Рахмона Набиева, в сентябре в душанбинском аэропорту оппозиция заставила его силой подписать заявление об уходе. Пост президента решили вообще отменить, ушел Искандаров и еще ряд деятелей. Председателем Верховного совета был избран Эмомали Рахмонов. Скорее всего, имел место компромисс между худжандцами и кулябскими полевыми командирами, среди которых выделялся жесткий и решительный Сангак Сафаров. Власть впервые в новой истории Таджикистана перешла к кулябскому клану. Ее укрепление станет в дальнейшем для кулябцев центральной задачей. Россия в отношении кандидатуры Рахмонова была поставлена перед свершившимся фактом.

Верховный совет единогласно обратился к странам СНГ с просьбой ввести миротворческие силы. Уже 1 декабря заключено соответствующее соглашение. Миротворцы состояли в основном из российских военнослужащих, но «бренд» был многосторонний, службу несли также небольшие подразделения Казахстана, Узбекистана и Киргизии. Вклад миротворцев велик: они, в частности, доставили, в том числе в труднодоступные горные районы, сотни тонн гуманитарного груза. Нередко это означало спасение от голодной смерти.

Результаты Худжанда российская пресса встретила плохо. В то время наши демократы с порога выступали против возвращения к власти «прежних», вне зависимости от того, как складывались конкретные обстоятельства. Правительству Рахмонова предрекали короткую жизнь. (Эмомали Шарифович через два года был избран на восстановленный пост президента и занимает его до сих пор.) Но какова была альтернатива? Продолжение безвластия и хаоса, окончательная криминализация общества, распад страны? Неизвестно, как повели бы себя в этих условиях Афганистан, где к власти шли талибы, и Иран, где господствовали муллы. Появившаяся в Таджикистане власть имела наибольшую легитимность, какой можно было добиться на декабрь 1992 года. Под российско-таджикские отношения стал подводиться международно-правовой базис. В случае внешней угрозы Россия могла бы прийти на помощь на законных основаниях.

Другое дело, что в качестве следующего шага напрашивался поиск согласия с оппозицией. Хунджандская сессия Верховного совета именовалась примирительной. К сожалению, новые власти сделали упор на силу. Был вооружен (главным образом Узбекистаном) так называемый Народный фронт (НФ). Его костяк составили кулябцы и узбеки, как таджикские, так и из соседней республики. Военными советниками служили узбеки и, приходится признать, россияне; эти последние нанимались на личной основе. Уже в начале декабря – Назарбаев как в воду глядел – вооруженные отряды НФ захватили Душанбе. Рахмонов, говорили его противники, въехал в столицу на узбекском танке. Есть свидетельства того, что в последовавшей расправе пострадали несколько сот памирцев и гармцев, значительную часть которых составила интеллигенция. Был брошен лозунг: «Победителям можно все!» Гражданская война не утихла, скорее ужесточилась. Бои развернулись к востоку и югу от Душанбе, в некоторых использовалась авиация, по данным российских историков Валентина Бушкова и Дмитрия Микульского, узбекская. Этнические чистки приобрели широкие масштабы, убивали друг друга только из-за принадлежности к различным регионам. Вооруженные бандиты расстреливали безоружных крестьян, насиловали женщин, грабили. Десятки тысяч людей, боевиков, но больше мирных жителей были выдавлены в Афганистан, уходили целыми совхозами. Бежали и в соседний Узбекистан. Летом 1993 г. демократические и исламистские партии и движения были запрещены.

Наши постоянные обращения к правительству с призывом начать поиски мирного урегулирования результата не давали. Что удалось на том этапе сделать, это подключить ООН. Ее Генеральный секретарь назначил своим специальным представителем по Таджикистану бывшего уругвайского посла в Москве Рамиро Пирис-Бальона.

По-прежнему были сильны настроения насчет того, что нам нечего делать в Таджикистане, «втором Афганистане», что он дорого обходится и самое разумное – уйти. Но это означало бросить на произвол судьбы русскоязычное население, пренебречь уникальными экономическими интересами, оставить оголенной границу. На тысячи километров дальше в Среднюю Азию и в Россию не осталось бы никакой преграды ни для заброски наркотиков, ни для проникновения террористов. Единственную возможность удерживать какие-то рубежи давали внешние границы СССР. С другой стороны, надо было действительно следить за тем, чтобы не повторять афганских ошибок. Мы исходили из того, что Россия должна помочь таджикам, но не может действовать за них. На местном руководстве лежит ответственность за то, чтобы навести порядок, договориться о балансе клановых, региональных и политических сил...

 

...Общая для всего постсоветского пространства борьба за власть, за раздел и передел собственности сплела в один клубок в Таджикистане социально-экономические, кланово-родственные, региональные и религиозные противоречия. Их конгломерат принял причудливые формы современных политических движений. Здесь не подходило прямолинейное деление на демократов и бывших коммунистов с безусловной поддержкой первых и априори отметания вторых, что превалировало в нашем первоначальном отношении к таджикским событиям.

Значение религиозного фактора, возможно, преувеличивалось, порой он использовался как жупел соседним Узбекистаном. Какое-то время Ташкент не проявлял активности в деле национального примирения в Таджикистане, уповая больше на силу. Но с первых месяцев 1994 г. Узбекистан, его президент Ислам Каримов внесли существенный вклад в достижение договоренностей между Душанбе и оппозицией. Реальной угрозой исламский фундаментализм стал позднее, не в последнюю очередь в силу жестких методов правления в среднеазиатских странах. Тем не менее, если бы мы продолжили поддерживать коалицию ДПТ и ПИВТ (это им хотели передать 201-ю), то с учетом слабости первых и более организованной силы вторых могли бы сыграть на руку тем в Таджикистане, кто втайне вынашивал идеи исламистского государства. На это были нацелены усилия ряда стран Ближнего Востока, международных мусульманских организаций.

В те времена бывшие советские республики сравнивали с чемоданом без ручки: и тащить тяжело, и бросить жалко. Россия не бросила. Уйди мы из Таджикистана, кто заполнил бы вакуум? Не получилось бы так, что исламский экстремизм раскачал бы, пользуясь выражением Назарбаева, одну бывшую республику за другой? Уйди мы из Средней Азии, не превратилась бы она в котел, постоянно клокочущий у наших границ? Таджикистан остался на российской орбите, и решилось это в 1992–1994 годах.

Активно поддерживая правительство Таджикистана, мы одновременно весь наш вес бросали на достижение примирения между таджиками, сдерживали, как могли, воинственные настроения и правительства, и оппозиции. Куда было воевать дальше? Жертвы, прежде всего среди мирного населения, таджиков, узбеков, русских были огромными. Позже были названы такие цифры: погибли более 60 тыс. человек, пропали без вести 100 тыс., 55 тыс. детей остались сиротами. Беженцы и вынужденные переселенцы насчитывались сотнями тысяч. Промышленность была парализована, сельское хозяйство разрушено. Материальный ущерб от войны оказался сопоставим с национальным доходом республики за 15 лет. Из всех конфликтов, разгоревшихся на постсоветском пространстве после «бескровного» упразднения СССР, таджикский был наиболее разрушительным.

Посадила таджиков за стол переговоров Россия, это можно сказать с полной определенностью. Она же удерживала их за переговорным столом, когда возникал очередной тупик. Вместе с тем мы всегда исходили из того, что не можем достичь договоренности за таджиков. В условиях тяжелейшей кровавой встряски, в атмосфере взаимной ненависти и продолжающихся вооруженных столкновений мирный процесс не мог не быть долгим. Он занял три с половиной года. 27 июня 1997 г. в Москве, там, где начались переговоры, Эмомали Рахмонов и лидер ОТО Саид Абдулло Нури подписали Общее соглашение об установлении мира и национального согласия в Таджикистане. Россия – один из международных гарантов этого соглашения.

Рахмонов поделился властью, отдав оппозиции 30% властных полномочий на разных уровнях, от правительственного до местного. Таджикистан оказался единственным среднеазиатским государством, где исламисты были допущены в правительство. Несколько тысяч боевиков нашли место в гражданской жизни, огромное число беженцев репатриировано. Многое из того, что Рахмонов отдал, Рахмон, как теперь именуется таджикский президент, отыграл назад, ряд обещаний, касающихся демократических реформ, не выполнил. Но это уже сюжет для другого рассказа, к сожалению, не очень веселого.

Было бы прегрешением против истины утверждать, что российские солдаты ни разу не были вовлечены в межтаджикские столкновения. Но пограничники, бойцы 201-й дивизии главным образом давали отпор вооруженным нападениям. Потери мы понесли сравнительно небольшие.

Есть законная гордость за то, что Россия добилась в 1992–1994 гг. основных целей, которые ставила перед собой. (Если вспомнить перечень, предложенный Гайдару, он оказался полностью выполненным.) Причем добилась почти исключительно мирными средствами, даже если обе стороны пытались втянуть Россию в свою борьбу. Мы не сделали из Таджикистана свой протекторат, хотя не раз высказывалась просьба об опеке со стороны России и даже о вхождении в ее состав. Кстати, тем более беспочвенны утверждения о геноциде русских.

 

2014 г. считается рубежным для Афганистана. К его завершению из страны должны быть полностью выведены Международные силы содействия безопасности (МССБ) – коалиция на основе НАТО под руководством Соединенных Штатов, которая находится там с 2001 года. Во второй половине 2014 г. пройдут президентские выборы.

В отношении нового этапа афганской истории строится множество прогнозов. Пока понятно только то, что ситуация будет неопределенной и динамичной. При этом создается впечатление, что западных политиков сейчас заботит период «до конца 2014-го», а не то, что будет после. Большинству американских союзников важно быстрее покинуть горячую точку, так что задачи на предстоящие месяцы – минимизировать потери до вывода, не дать оснований для пересмотра решения об уходе и каким-то образом снять с себя морально-политическую ответственность за то, что будет потом. США оставляют в Афганистане военные базы, но уже на основе двусторонних соглашений с официальным Кабулом, а не в рамках мандата Совета Безопасности ООН.

Для России развитие ситуации имеет принципиальное значение. Афганистан может стать базой и источником распространения террористической угрозы в страны Центральной Азии и непосредственно на российскую территорию. Последние 10 лет афганский и пакистанский фронты отвлекали силы исламистов, они были заняты и несли постоянные потери. После 2015 г. у них, вероятно, появится возможность взглянуть на окружающие пространства и оказать поддержку местным «братьям». В новых условиях России и странам Центральной Азии потребуются дополнительные дипломатические усилия для выстраивания отношений с властями Афганистана. Но также необходимы и меры противодействия террористической угрозе по линии силовых ведомств.

Российские надежды на МССБ не оправдались

На протяжении десятилетия Россия была, скорее, наблюдателем в афганских делах. Позиция Москвы и центральноазиатских столиц в 2001 г., которая в целом сводилась к поддержке иностранного военного вмешательства, определялась тремя основными соображениями.

Первое. Россия ожидала, что международная коалиция нанесет военное поражение талибам и «Аль-Каиде». В конце 1990-х гг. талибы и союзные им террористические группы представляли постоянную угрозу, в том числе и военную, соседним с Афганистаном государствам. Россия, будучи связана с последними союзными обязательствами, также была вынуждена реагировать на эту угрозу. Эффективных же средств для этого не было. На территории Афганистана террористы чувствовали себя вне досягаемости и не испытывали особых тревог. Приходилось вести с ними борьбу в самой Центральной Азии. В таких условиях и Россия, и центральноазиатские государства проявляли заинтересованность в том, чтобы иностранная коалиция разгромила террористов, что называется, на собственной территории, в результате чего источник террористической угрозы оттуда был бы ликвидирован.

Второе. Россия и страны ЦА рассчитывали на признательность США и НАТО. Афганистан находится внутри континента. Ведение военных действий на его территории требует сотрудничества со стороны соседних государств. Основным партнером по снабжению военной группировки изначально выступал Пакистан, однако содействие Узбекистана и Таджикистана как стран, имеющих с Афганистаном общую границу, представлялось важным и полезным. Не менее существенной являлась помощь Казахстана и России. По мере осложнения пакистанского транзита (вплоть до его полной остановки в 2010 г.) росло значение центральноазиатского и российского маршрута. Эти страны обеспечивают силам коалиции доступ в Афганистан, и в конечном счете именно они давали Соединенным Штатам возможность отомстить за террористическую атаку в сентябре 2001 года. Соответственно, все эти государства имели моральные основания рассчитывать на изъявление благодарности.

Тезис о том, что в Афганистане США и НАТО воюют и за российские интересы, профессионалы вряд ли когда-либо воспринимали всерьез, хотя одно время им активно пользовались российские власти – для того, чтобы прикрыть факт содействия международной коалиции от разносторонней внутренней критики. Конечно, Москве был выгоден военный разгром террористов на территории Афганистана. Но все-таки это была не российская, а американская война. В принципе Россия могла бы остаться в стороне и не оказывать Вашингтону никакой существенной помощи. Однако она поддержала действия международной коалиции политически и оказала значительное логистическое содействие. И Кремль едва ли воспринимал эти действия как абсолютно безвозмездные.

Третье. Россия и страны ЦА рассчитывали, что, разгромив террористов непосредственно в Афганистане, иностранные войска уйдут из региона. Москве представляется избыточным постоянное или долгосрочное военное присутствие других держав в Афганистане и центральноазиатских государствах. Россия не заинтересована в нем по геополитическим соображениям, но также справедливо полагает, что оно существенно затрудняет установление прочного мира внутри Афганистана на основе политического решения, то есть может служить дестабилизирующим фактором. Такое военное присутствие оправданно только на определенной стадии афганского урегулирования и в ограниченные сроки.

Но все эти ожидания и расчеты, на которых, собственно, и строилось изначально позитивное отношение России и стран ЦА к интервенции в Афганистане и по сути оккупации этой страны, не оправдались.

Первое. Силам международного терроризма не нанесено военного поражения. Они выжили, дееспособны, продолжают свою подрывную деятельность, и большинство экспертов прогнозирует их грядущую активизацию и в самом Афганистане, и в странах Центральной Азии. Конкретные формы угрозы могут быть предметом дискуссии, но общий тезис о ее росте практически не вызывает сомнений. К ответу на такую угрозу готовятся и ОДКБ, и национальные силовые структуры.

Вместо полного военного разгрома всех группировок международной террористической сети на территории Афганистана западные политики все настойчивее продвигают идею выделения группы «умеренных талибов» и переговоров с ними. Но государствам региона для диалога с талибами вряд ли нужны Вашингтон и Брюссель. В случае необходимости региональные страны способны вести его самостоятельно и, скорее всего, более эффективно. Международные силы с самого начала вселяли надежду на то, что такой диалог не понадобится вовсе. Однако его неизбежность свидетельствует о бесплодности усилий коалиции, не выполнившей свою изначальную задачу.

Второе. Соединенные Штаты и НАТО не только не чувствуют, что они политически обязаны перед странами Центральной Азии и Россией в связи с помощью последних, но и выворачивают вопрос наизнанку: как раз государства региона в долгу перед коалицией за то, что их защищают от террористической угрозы. При определенном развитии этот тезис приобретает признаки шантажа.

Третье. США намерены сохранить долгосрочное военное присутствие в Афганистане на хорошо оборудованных и укрепленных базах, задачи и боевые возможности которых не транспарентны для стран региона. Также речь идет о дополнительной американской военной инфраструктуре в государствах Центральной Азии.

Каков же итог?

Ожидали: Соединенные Штаты и Североатлантический альянс одержат победу над «Талибаном» и уйдут, при этом останутся в определенной степени «должниками» России и стран ЦА за оказанное содействие в доступе к Афганистану.

Получили: талибов не победили, США оставляют военное присутствие в Афганистане на неопределенное время (по сути это постоянные и хорошо оборудованные полноценные военные базы), а сами государства Центральной Азии и Россия в «должниках» за услуги безопасности, так как в понимании западных партнеров они прикрывают эти страны от талибов. Плюс к этому – возросший в десятки раз поток тяжелых наркотиков.

Региональный нейтралитет и содействие внутреннему решению

На первый взгляд, из всего вышесказанного напрашивается вывод, что России нужно играть более активную роль в афганских делах, самостоятельно решать свои проблемы. Но по существу для этого нет возможностей, и в любом случае подобная перспектива вряд ли была бы целесообразна. Скорее всего, именно по этой причине изначальные надежды, которые не оправдала международная коалиция в Афганистане, Москва предпочла скорректировать и продолжает поддерживать МССБ. Впрочем, сохранение этой линии возможно только до 2015 года.

На последующий период Россия закладывает основы для самостоятельной политики. С Афганистаном как государством выстраиваются дружественные отношения. Москва не предпринимает действий, которые могли бы настроить против нее какую-то часть афганского общества. В различных его слоях сейчас присутствует интерес к России. При этом Москва оказывает разнообразное содействие Афганистану на двусторонней основе, а не в рамках международных усилий.

На афганском направлении особенно рельефно обозначилась проблема (встречающаяся и в других случаях), когда курс придется корректировать не на основе представлений о том, что желательно, а с учетом имеющихся возможностей и инструментов. Это значит, что такой курс вряд ли будет полностью последовательным, и все проблемы будут решаться сами собой.

В первую очередь после вывода МССБ возрастет значение двусторонних отношений с Афганистаном. Дружественные связи следует поддерживать не только с центральным правительством в Кабуле, но и с властями на местах. Желательно использовать их для максимального доступа к различным слоям афганского общества. Нужны программы сотрудничества в социально-экономической сфере. Очевидно, что в абсолютных цифрах Россия не сможет приблизиться к тем десяткам миллиардов долларов, которые обещают выделять Соединенные Штаты, Евросоюз, Япония. Правда, эти средства распылены и зачастую уходят в проекты с минимальной практической отдачей. Но Россия способна даже ценой значительно меньших ресурсов добиться признания афганского правительства и общества, если реализует практически полезные проекты в социально-экономической и гуманитарной сферах.

Необходимо развивать региональный диалог по афганской проблематике со странами Центральной Азии, Китаем, Пакистаном, Индией, Ираном. Все эти державы имеют свои интересы в Афганистане, проводят там самостоятельную политику по их реализации и располагают собственным набором инструментов. В 2009 г. в Москве прошла специальная конференция по Афганистану под эгидой Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Создавалось впечатление, что эта структура способна стать базой для регионального диалога по Афганистану. Однако с 2010 г. при поддержке западных стран основной площадкой регионального диалога по Афганистану стали Стамбульские конференции. Впрочем, обсуждение афганской проблематики в формате ШОС по-прежнему актуально. Также желательно поддерживать двусторонний диалог по Афганистану с названными странами.

При этом надо исходить из того, что вряд ли возможно сформировать общую программу действий, цель диалога следует ставить в иной плоскости. Афганистан политически и экономически является частью региона. Соседние страны (или внешние игроки через соседние страны) могут оказывать значительное воздействие на афганскую ситуацию. Вывод международного контингента (даже при сохранении американских военных баз) создаст определенный вакуум силы. Как следствие, не исключено обострение внутренней борьбы. Отдельные сегменты общества попытаются укрепить свое влияние, в том числе и силовыми действиями в некоторых провинциях.

По сути, существует угроза эскалации гражданской войны, но предотвращение такого сценария не должно стать самоцелью. Вслед за выводом международной коалиции неминуема корректировка внутреннего баланса сил. Главное, чтобы у внутриафганских акторов не возникло ощущения, что соседи и крупные региональные игроки поощряют их на бесконечное продолжение гражданской войны. Тогда за вполне естественным выправлением ситуации последует внутреннее политическое урегулирование. Не обязательно окончательное и, скорее, даже недолгосрочное. Вполне возможно, его еще неоднократно придется корректировать, в том числе и с использованием силовых методов. Но если кто-то из соседей непосредственно или через дружественные силы внутри Афганистана сверх меры ввяжется во внутриафганские дела, хрупкий баланс в стране будет нарушен и, вероятнее всего, в конфликт будут втянуты другие региональные или внерегиональные игроки в партнерстве с кем-то из соседей. При таком варианте неизбежно жесткое региональное соперничество на территории Афганистана.

Условием стабильности является сдержанность непосредственных соседей и других заинтересованных игроков: им не следует поощрять стороны конфликта и напрямую вмешиваться во внутриафганскую гражданскую войну. При этом от них должен исходить сигнал о том, что, понимая и принимая возможность корректировки баланса сил, они не поддерживают его радикального слома.

ОДКБ энергично включилась в подготовку к противодействию террористической угрозе с афганского направления, разрабатывает планы и проводит учения. Но ОДКБ может действовать только на территории стран-членов, то есть встречать угрозу на территории Казахстана, Киргизии и Таджикистана (Узбекистан приостановил участие в работе организации). Причем ОДКБ как альянс военно-политический готовится к проведению специальных военных операций. Открытые боевые столкновения с террористическими группами в десятки или сотни человек (как подсказывает опыт 1999 и 2000 гг.) вероятны на юге Киргизии, куда через Таджикистан могут проникать боевики с территории Афганистана, а также на территории самого Таджикистана. Не исключена перегруппировка боевиков в относительно крупные отряды. На ОДКБ возложена самостоятельная, хотя и ограниченная роль, которая в определенных условиях может оказаться чрезвычайно важной.

* * *

Россия не может считать развитие событий в Афганистане в последнее десятилетие полностью удовлетворительным. Хотя Москве нет резонов брать на себя излишнюю инициативу в афганских делах, определенная активизация, скорее всего, понадобится. В конечном счете афганцам надо дать возможность прийти к внутреннему устойчивому балансу сил, а затем к политическому компромиссу на этой основе. Роль внешних игроков, крупных региональных стран и непосредственных соседей не должна превращаться в навязчивое посредничество. Афганцам придется договориться между собой. Главным требованием ко всем силам внутри страны должно быть следующее: Афганистану, как политической и экономической части региона, не пристало становиться источником распространения в нем угрозы. Поэтому силы всех групп в афганском обществе следует сосредоточить только на внутриафганском урегулировании.