Интервью с филологом Ильей Иткиным о букве «ё», феномене возникновения новых букв и реформах в истории русского языка
// postnauka.ru
На самом деле история буквы «ё» — одно из самых загадочных явлений в истории русской орфографии. Большая часть орфографических нововведений за последние, скажем, триста лет, начиная с Петра I, прослежена довольно хорошо. А про букву «ё» история очень загадочная, с большим количеством легенд и домыслов. Может быть, это связано с тем, что легализации буквы «ё» до сих пор не произошло.
Известно, что буква «ё» появилась в конце XVIII века. И традиция уверенно на протяжении десятилетий (может быть, даже столетий) связывала ее появление с именем Николая Михайловича Карамзина — человека, во-первых, очень известного, во-вторых, очень прогрессивного. Это человек, который очень много чего внес в русскую культуру, в литературу и в русский язык. И считалось, что букву «ё» предложил, собственно, Карамзин. Сейчас принято считать, что он скорее был первым авторитетным человеком, который эту букву стал использовать, а инициатором ее введения (хотя бы и необязательного) считается сподвижница Екатерины II княгиня Екатерина Романовна Дашкова, которая одно время была (на наш теперешний лад можно сказать) президентом российской Академии наук.
До Дашковой или Карамзина (до конца XVIII века) никто никогда вроде бы не писал в русском языке такой знак — букву «е» с двумя точками над ней. Люди из круга Дашковой и Карамзина стали так или иначе первыми людьми, которые стали этот знак использовать. Откуда он взялся? На этот счет есть тоже разные догадки. Одна догадка очень увлекательная: якобы Дашкова перед тем, как заговорить со своими учеными гостями про введение этой буквы, пила шампанское французской фирмы «Moët & Chandon». Фамилия «Moët» читается не по общим правилам французского языка. И для того чтобы прочитать ее так, как нужно, над французской буквой «e» пишутся две точки. По одной из версий, Дашкова просто заимствовала эти две точки из французского. Хотя во французском языке такой отдельной буквы действительно нет и никогда не было.
А другая версия более рассудочная, очень простая: в немецком языке есть буква «о» с двумя точками (или, если по-научному, «о-умлаут»). Эта буква означает звук, максимально близкий к тому, что передает по-русски буква «ё». В русском нет немецкого звука «ö», конечно, но он очень близок по звучанию к русскому звуку «о» после мягких согласных. А именно звук «о» после мягких согласных, как известно, буква «ё» и передает.
— То есть академическая версия — это заимствование двух точек, то есть «умлаут» из немецкого, да?
— Да. С немецким алфавитом Дашкова была знакома. В этом нет сомнений.
— Почему вообще возникает потребность в языке в появлении новой буквы? Вроде бы мы можем и так записать «ё» теоретически. В слове «йод» мы же используем сочетание «и краткое» и «о».
— Видите, в начале слова можем, а записать слово «мёд» через «и краткое» и «о» у вас уже не получится. По правилам, если вообще себе что-то такое вообразить, будет читаться «мъёд» все-таки. Или нужно ввести какие-то дополнительные сложные правила чтения. Это, кажется, Винни-Пух писал «мёд» как «миод». Для Винни-Пуха получалось неплохо, но у него все-таки в голове были опилки. Не предполагается, что так должны писать все говорящие на русском языке.
Ответ на вопрос, откуда вообще может взяться буква, наверное, достаточно очевиден. Это происходит, если появляется вообще новый звук либо, как в данном случае, появляется новый звук в той позиции, где его раньше не было. Для того чтобы ответить, как возникла именно буква «ё», нужно переноситься мыслью в Средние века, в те процессы, которые происходили в русском языке в ту эпоху.
Дело в том, что те слова, которые мы сейчас видим с буквой «ё», это слова, в которых есть мягкий согласный звук и после него звук «о». В слове «берёза» это мягкий звук «рь», а после него «о». В слове «мёд», которое нам так полюбилось, звук «м» мягкий («мь»), а дальше звук «о». В слове «телёнок» мягкий «ль» и дальше звук «о». И, скажем, лет восемьсот назад во всех этих словах никакого звука «о» не было, а произносилось ровным счетом то, что пишется, если две точки не ставить. Произносился звук «е».
— То есть «мед»?
— Да, совершенно верно. «Мед», «береза», «теленок» через «е». Берите любые такие слова, меняйте «ё» на «е», и вы не ошибетесь.
— Так что происходит с буквой «ё» дальше?
— Можно ответить, что на самом деле не произошло ничего. Примерно какой статус был у буквы «ё» в начале XIX века, такой же примерно статус у нее есть и сейчас (конечно, если говорить с чисто лингвистической точки зрения). С общественной точки зрения это не так, потому что тогда она была совсем модной диковинкой, которой много кто не пользовался. Сейчас ею пользуются довольно много. И, безусловно, издаются и справочные книги, и детская литература (в советское время точно издавались), где буква «ё» используется полностью. Например, в книгах для иностранцев.
Скорее, можно удивляться тому, что за это время (двести с лишним лет) букву «ё» никто никогда и не ввел в качестве обязательной.
Особенно удивительно, что буква «ё» не была введена как общеобязательная во время знаменитой и главной в развитии русского языка за последние столетия орфографической реформы 1918 года, которая дает возможность поговорить и о том, о чем вы уже спрашивали: о том, в каком случае буквы исчезают из языка. И на этот вопрос ответ тоже в общем случае логически более или менее очевиден. Буквы исчезают, если либо исчезает звук, который они обозначали, либо буква становится непроизносимой или звук меняется и вообще должен обозначаться какой-то другой буквой. Но это, как мы сейчас увидим, не наш случай. Либо когда по каким-то историческим причинам есть две или больше букв, которые обозначают один и тот же звук. Именно так обстояло дело в русском языке к началу XX века. В русском языке была буква «е», которая обозначала звук «э» (а иногда, как мы знаем, и звук «о» в словах типа «мёд»), и была буква «ять», которая тоже обозначала звук «э». Потому что когда-то давно это были два разных звука, которые совпали далеко не во всех славянских языках и даже далеко не во всех русских диалектах и говорах. Но все-таки в тех говорах, которые легли в основу литературного языка, «э» и «ять» совпали. И, как известно, школьники вынуждены были заучивать гигантские (из десятков и сотен слов) списки исключений. Сочинялись специальные стихи про бледно-серого бедного беса, который должен был помочь школьникам запомнить, когда пишется «ять». И, конечно, это была чудовищная морока. Опять-таки, можно спорить, насколько эта морока была оправданна или неоправданна с точки зрения высокой культуры. Но то, что школьники, все как один, должны были знать букву «ять», и тех, кто заставлял ее заучивать, ненавидели, в этом не может быть абсолютно никаких сомнений. Кроме того, были две буквы «и». Та буква «и», к которой мы привыкли сейчас, и буква «и с точкой» (так называемое «и десятеричное», как в латинском алфавите). Обе они обозначали звук «и». Там, правда, действовало достаточно простое правило того, когда какую из них писать. Но тоже было не очень понятно, зачем это нужно. Кстати говоря, можно заметить, что никакой божественной правды за тем, что в русском языке была оставлена буква «и», к которой мы привыкли, а не та, к которой мы не привыкли, совершенно нет, потому что в белорусском языке все обстоит ровно наоборот. В белорусской орфографии нет нашей родной привычной буквы «и», а есть латинская «i». И, опять-таки, ничего плохого ни с русской орфографией, ни с белорусской орфографией, конечно, не произошло и не происходит. И, конечно, был знаменитый твердый знак на конце, который ничего не обозначал примерно века с XII–XIII. Когда-то это был очень краткий слабый гласный (средний между «о» и «у»). Но этот гласный исчез. И мы имели просто то, что с точки зрения орфографии русские слова не могли заканчиваться на согласную букву. Но при этом примерно половина слов русского языка писалась с буквой на конце, которая совсем ничего не обозначала и была совсем ни для чего не нужна. Думаю, что это та реформа, которую трудно поставить под сомнение, трудно оспаривать ее целесообразность. Если посмотреть, что писали разные люди про несчастный твердый знак на конце в XIX веке, его бесполезность была более или менее всем понятна.